Форум » Тексты Учителей » Савитри » Ответить
Савитри
amII: Много времени нужно, чтобы выявить не переведённое никем. Но результат будет стоить того. А тему открываю сегодня.
amII: Песнь XIII В "Я" УМА Наконец, подступило голое безразличное небо, Где Безмолвие слушало космический Голос, Но ничего не отвечало на миллион призывов; Бесконечный вопрос души не встречал никакого ответа. Внезапное завершение положило конец страстным надеждам, Глубокое прекращение в могучем спокойствии, Финальная строка на последней странице мысли - И поля, и пустота бессловесного покоя. Там остановилась восходящая иерархия миров. Он стоял на широкой арке вершины Пространства Наедине с огромным "Я" Ума, Что держало всю жизнь на краю своих просторов. Всемогущее, неподвижное и отстранённое, Оно не принимало участия в мире, что возник из него: Оно не обращало внимания на пеаны победы, Оно было равнодушно к собственным поражениям, Оно слышало крик страдания и не подавало никакого знака; Его беспристрастный взгляд падал на зло и добро, Оно видело приближающееся разрушение и не сдвигалось [с места]. Равная Причина вещей, одинокий Провидец И Мастер множества его форм, Оно не действовало, но несло все мысли и дела, Свидетель мириада действий Бога Природы, Согласного с движениями её Силы. Его ум отражал этот гигантский квиетизм. Это молчание свидетеля - тайная база Мыслителя: Скрытое в безмолвных глубинах слово формируется, Из скрытых безмолвий действие рождается В полный голосов ум, в трудящийся мир; В тайну облачается семя, что посеяно Вечным, Молчание [укрывает] мистическое место рождения души. В верховной замкнутой и вневременной тишине Бога Встретились видящее "Я" и мощная Энергия; Безмолвие познало себя, и мысль приняла форму: Самосозданное из двойной мощи творение поднялось. В тишине [этого] "я" он жил, и оно в нём; Его немые незапамятные слушающие глубины, Его обширность и тишина стали его собственными; [Будучи] одним существом с ним, он рос широко, мощно, свободно. Отдельный, не связанный, он смотрел на все совершаемые вещи. Как тот, кто строит его собственные воображаемые сцены И не теряет себя в том, что видит, [Как] зритель драмы, задуманной им самим, Он смотрел на мир и наблюдал за его движущими мыслями С бременем освещённого пророчества в их глазах, Его силы с их ногами ветра и огня Возникали из немоты в его душе. Всё теперь он, казалось, понимал и знал; Ни желание не приходило, ни порыв воли, Великий беспокойный исследователь потерял свою задачу; Никто больше ничего не спрашивал и не хотел. Там он мог бы остаться, "Я", Безмолвие победили: Его душа обрела покой, она познала космическое Целое. Затем внезапно светящийся палец упал На все вещи, видимые, осязаемые, слышимые или ощущаемые, И показал его уму, что ничто не может быть познано; То должно быть достигнуто, из чего исходит всё знание. Скептический Луч разрушил всё, что казалось, И ударил в самые корни мысли и чувства. Во вселенной Неведения они проросли, Стремясь к сверхсознательному Солнцу, Играя в сиянии и дожде с более высокими небесами, Они никогда не смогут победить, как бы высоко они ни дотянулись Или [сколько бы] ни преодолели, как бы ни был остр их зонд. Сомнение разъедало даже средства мышления, Недоверие было брошено на инструменты Ума; Всё, что требуется для сияющей монеты реальности, - Доказанный факт, фиксированный вывод, ясная дедукция, Твёрдая теория, гарантированное значение, - Оказалось мошенничеством в кредитном банке Времени Или активами, не имеющими ценности в сокровищнице Истины. Невежество на неудобном троне, Перемешанное со случайным суверенитетом, Фигура знания, облачённая в сомнительные слова И показные мыслеформы, ярко неадекватные. Труженик в темноте, ослеплённый полусветом, То, что он знал, было образом в разбитом стекле, Что он видел, было реальным, но его взгляд был не истинным. Все идеи в его обширном репертуаре Были подобны рокотанию преходящего облака, Что истощило себя в звуке и не оставило следа. Хрупкий дом, подвешенный в неопределённом воздухе, Тонкая искусная паутина, вокруг которой он движется, На время распустившаяся на древе вселенной И вновь собравшаяся в себя, Была лишь ловушкой, чтобы поймать в пищу насекомых жизни - Крылатые мысли, что трепещут, хрупкие, в кратком свете, Но мёртвые, однажды захваченные в фиксированные формы ума, Цели, ничтожные, но кажущиеся большими на мелкой шкале человека, Мерцания блестящей дымки воображения И завёрнутые в паутину верования, уже не живые. Магическая хижина выстроенных уверенностей, Сделанная из сверкающей пыли и яркого лунного света, В котором освящается её образ Реального, Рухнула в Неведение, откуда она поднялась. Лишь проблеск символических фактов Окутывал тайну, скрывающуюся в их сиянии, И ложь базировалась на скрытых реальностях, Которыми они живут, пока не упадут от Времени. Наш ум - это дом, населённый убитым прошлым, Идеями, вскоре мумифицируемыми, призраками старых истин, [где] Спонтанность Бога связана формальными нитями И упакована в ящики аккуратного бюро разума, [Это] могила великих упущенных возможностей Или офис для ошибочного использования души и жизни И для всех растрат, что человек совершает из даров небес, И для всех расточений им запасов Природы, Сцена для комедии Невежества. Мир выглядел долгой сценой эонического провала: Всё росло бесплодно, ни одна основа не оставалась надёжной. Атакуемый краем обличающего луча Строитель Разум потерял свою уверенность В удачной ловкости и повороте мысли, Что делает душу пленницей фразы. Его наивысшая мудрость была [лишь] блестящей догадкой, Его могучая структурированная наука о мирах - Мимолётным светом на поверхностях бытия. Не было ничего, кроме схемы, нарисованной умом, Подмены вечных тайн, Корявой фигуры реальности, плана И возведения по Слову архитектора, Налагаемых на видимость Времени. Само существование было омрачено сомнением; Оно казалось лишь листком лотоса, плавающим В обнажённом бассейне космического Небытия. Этот великий зритель и творец Ум Был лишь неким делегатом полувидения, Завесой, что висела между душой и Светом, Идолом, а не живым телом Бога. Даже неподвижный дух, что смотрит на его работы, Был неким бледным фронтом Непознаваемого; Тенью казалось широкое и свидетельствующее "я", Его освобождение и неподвижный покой - Пустым отскоком существа от сотворённых временем вещей, А не самовидением Вечности. Глубокий мир был там, но не безымянная Сила: Там не было нашей милой и могущественной Матери, Кто собирает на её груди жизни её детей, Её объятий, что заключают мир в её руках В непостижимом восторге Бесконечности, Блаженства, что есть великолепное зерно творения, Или белой страсти Богоподобного экстаза, Что смеётся в сиянии безграничного сердца Любви. Более великий Дух, чем "Я" ума, Должен ответить на запросы его души. Ибо здесь не было ни твёрдой подсказки, ни уверенной дороги; Высоко идущие тропы исчезли в неизвестности; Взгляд художника строил Запредельное В противоречивых узорах и конфликтующих оттенках; Частичный опыт фрагментировал Целое. Он взглянул наверх, но всё оставалось пустым и неподвижным: Сапфирный небосвод абстрактной Мысли Ускользал в бесформенную Пустоту. Он посмотрел вниз, но всё было тёмным и немым. Слышался шум между мыслью и молитвой, Борьба, труд без конца и перерыва; Тщетный и невежественный поиск возвысил свой голос. Слухи, движение и зов, Пенящаяся масса, неисчислимый крик Всё [также] катились по океанской волне Жизни Вдоль берегов смертного Невежества. На его нестабильной и неизмеримой груди Существа и силы, формы, идеи, подобно волнам, Теснились ради воплощения и превосходства, Возвышались, тонули и снова поднимались во Времени; И на дне бессонного ажиотажа, Небытия, родителя борющихся миров, Огромной творящей Смерти, мистической Пустоты, Вечно поддерживающей иррациональный крик, Вечно исключающей высочайшее Слово, Неподвижной, отказывающейся от вопросов и ответов, Под голосами и маршами покоилась Немая неуверенность смутного Бессознательного. Две тверди - тьмы и света - Противопоставляли свои пределы хождению духа; Он двигался, скрытый от бесконечности "Я", В мире существ и сиюминутных событий, Где все должны умереть, чтобы жить, и жить, чтобы умереть. Бессмертный при возобновлённой смертности, Он блуждал по спирали его действий Или бежал по циклам его мысли, Но был не более чем своим оригинальным "я" И знал не больше, чем когда он начал впервые. Быть стало тюрьмой, исчезновение - побегом. Конец Тринадцатой Песни перевод Н. Антипова, 23-24.07.2019 года
amII: Песнь XIV МИРОВАЯ ДУША Тайный ответ пришёл на его поиск. На далёком мерцающем фоне Пространства Ума Увиделась, подобная пылающим устам, освещённая шахта; Она казалась вратами отшельника, размышляющего о радости, Скрытым убежищем и переходом в тайну. Прочь от неудовлетворяющего поверхностного мира Она вела в грудь неизвестного, В колодец, в туннель глубин Бога. Она проникала, словно мистическое русло надежды, Через многие слои бесформенного безгласного "я", Чтобы достичь последней глубины сердца мира, И из этого сердца исходил бессловесный зов, Умоляющий вместе с неким ещё не прозреваемым Умом, Выражающий какое-то страстное невидимое желание. Как будто манящий перст тайны, Протянутый в кристальный настрой воздуха, Указывал на него из какой-то скрытой поблизости глубины, Как будто послание из глубокой души мира, Будто намёк на скрытую радость, Что вытекала из чаши размышляющего блаженства, Там мерцал крадущийся в Ум Немой и дрожащий экстаз света, Страсть и нежность розового огня. Как некто, влекомый к его потерянному духовному дому, Ощущает теперь близость ожидающей [его] любви, В проход, тусклый и трепетный, Что укрыл его от преследования днём и ночью, Он направился, ведомый мистическим звуком. Ропот, многоголосый и одинокий, Все звуки поочерёдно сменялись, но были всё те же. Скрытый зов к непредвиденному восторгу В призывающем голосе кого-то, давно знакомого, горячо любимого, Но безымянного для не помнящего ума, Приводил в восхищение заплутавшее сердце. Бессмертный крик чаровал пленённое ухо. Затем, понижая его властную мистерию, Он утопал в шёпоте, кружащемся вокруг души. Это казалось тоской одинокой флейты, Что скиталась по берегам памяти И наполняла глаза слезами вожделенной радости. Как резкая и огненная одинокая нота сверчка, Она вторгалась пронзительной мелодией в безлунную тишину ночи И била по нерву мистического сна Её высоким настойчивым магическим подъёмом. Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков Путешествовал тропами одинокого сердца; Его танец утешал вечное одиночество: Старая забытая сладость рыданий пришла. Или с далёкого гармоничного расстояния услышанной Звякающей поступью длинного каравана Это временами казалось, или гимном бескрайнего леса, Торжественным напоминанием храмового гонга, Пением пчёл в медовом упоении на летних островах, Раскалённых экстазом в дремлющий полдень, Или далёкими раскатами от моря пилигримов. Благовония в дрожащем воздухе плыли, Мистическое счастье в груди трепетало, Как будто вошёл незримый Возлюбленный, Придавая неожиданную красоту лицу И соединяя радостные руки, способные схватить его бегущие ноги, И мир изменился от красоты улыбки. В чудесное бестелесное царство он пришёл, В дом страсти без имени или голоса, В глубине, что он чувствовал отвечающей каждой высоте, Был найден уголок, что мог объять все миры, Точка, что была сознательным узлом Пространства, Час вечности в сердце Времени. Безмолвная Душа всего мира была там: Существо [там] жило, Присутствие и Сила, Единственная Личность, кто была собой и всем И лелеяла сладкие и опасные пульсации Природы, Преображая [их] в биения, божественные и чистые. Тот, кто мог любить без отдачи за любовь, Встречая и обращая к лучшему худшее, Он исцелял горькие жестокости земли, Трансформируя все переживания в восторг; Вмешиваясь в исполненные печали пути рождения, Он качал колыбель космического Ребёнка И успокаивал всех плачущих своей рукой радости; Злые вещи он вёл к их тайному добру, Обращал измученную ложь в счастливую правду; Его сила заключалась в раскрытии божественности. Бесконечный, сверстник ума Бога, Он нёс в себе семя, пламя, Семя, из которого заново рождается Вечное, Пламя, что уничтожает смерть в смертных вещах. Все вырастали до всех, как родственных себе и близких; Сокровенность Бога была повсюду, Не ощущалось ни завесы, ни грубого барьера инерции, Расстояние не могло разделить, Время не могло изменить. Огонь страсти горел в глубинах духа, Постоянное касание сладости связывало все сердца, Пульсация единого блаженства [от] одного [и того же] обожания В восторженном эфире неумирающей любви. Во всём пребывало внутреннее счастье, Чувство универсальной гармонии, Неизмеримая безопасная вечность Истины и красоты, добра и радости, ставших едиными. Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни; Бесформенный дух стал душой формы. Всё там было душой или сделано из чистого вещества души; Небо души укрывало глубокую землю-душу. Всё здесь было знаемо духовным чувством: Мысли там не было, но знание было рядом, и единое Схватывало все вещи движущейся идентичностью, Симпатией от себя к другим "я", Прикасанием сознания к сознанию И взглядом существа на существо сокровенным взором, И сердцем, обнажённым перед сердцем без стен из речи, И единодушием видения умов В мириадах форм, освещённых единым Богом. Жизни там не было, но страстная сила, Тоньше тонкости, глубже глубин, Ощущалась, как утончённая и духовная мощь, Трепещущая, от души к отвечающей душе, Мистическое движение, близкое влияние, Свободное, счастливое и интенсивное приближение Существа к существу без завесы или проверки, - [Всё то,] без чего жизнь и любовь никогда не могли бы возникнуть. Тела там не было, ибо тела были не нужны - Сама душа была своей собственной бессмертной формой И сразу встречала прикасания других душ Близко, блаженно, конкретно, чудесно истинно. Как когда некто идёт во сне сквозь освещённые сновидения И, сознающий, знает истину, что означают их фигуры, Здесь, где реальность была его собственным сном, Он знал вещи из их души, а не из их формы: Как те, кто долго жил, став едиными в любви, Не нуждаются в словах или знаках для ответа сердца сердцу, Он встречался и общался без барьера речи С существами, не скрытыми материальным каркасом. Там был странный духовный пейзаж, Красота озёр, ручьёв и холмов, Поток, неподвижность в пространстве души, Равнины и долины, просторы душевной радости И сады, что были цветущими оазисами духа, Его медитациями разноцветных мечтаний. Воздух был дыханием чистой бесконечности. Аромат веял в цветной дымке, Как будто запахи и оттенки всех сладких цветов Смешались, чтобы скопировать атмосферу небес. Взывающая к душе, а не к глазам, Красота жила там в доме, в своём собственном жилище, Где всё было прекрасно само по себе И не нуждалось в великолепии одеяния. Все объекты были подобны телам Богов [и являлись] Символами духа, окружающими душу, Ибо мир и "я" были единой реальностью. Погружённые между рождениями в безмолвный транс Существа, что когда-то носили формы на земле, сидели там В сияющих покоях духовного сна. Пройдены были вехи рождения и смерти, Пройдена их маленькая сцена символических деяний, Пройдены небеса и ад их долгой дороги; Они возвратились в глубокую душу мира. Всё теперь собралось в значимый [pregnant] покой: Личность и природа претерпевали смену сна. В трансе они собирали их прошлые "я", В фоновой памяти предвидящая муза, Пророчествуя о новой личности, Выстраивала карту их грядущего пути судьбы: Наследники их прошлого, открыватели их будущего, Выборщики их собственного само-избираемого жребия, Они ожидали приключение новой жизни. Личность, хранимая на протяжении [этих] провалов в миры, Хотя и всегда одна и та же во многих формах, Не узнаваемая внешним умом, Принимая имена, неизвестные в неизвестных краях, Запечатлевает во Времени на истёртой странице земли Растущую фигуру её тайного "я" И узнаёт на опыте то, что знал дух, Пока она не сможет увидеть её живую истину и Бога. Вновь они должны столкнуться с проблемой-игрой рождения, Экспериментом души для радости и горя, Мысли и импульса, освещающих слепое действие, И рисковать на дорогах обстоятельств, Через внутренние движения и внешние сцены Путешествуя к себе через формы вещей. Он пришёл в центр творения. Дух, блуждающий от состояния к состоянию, Находит здесь безмолвие его стартовой точки В бесформенной силе и тихой неподвижности И задумчивой страсти мира Души. Всё, что сделано и вновь разрушено, Спокойное настойчивое видение Единого Неизбежно восстанавливает, оно живёт заново: Силы и жизни, существа и идеи На время погружаются в тишину; Там они переназначают их цель и их течение, Переделывают их природу и перестраивают их форму. Всегда они изменяются и всегда, изменяясь, растут И проходят через плодотворную стадию смерти, И после долгого восстанавливающего сна Вновь занимают их место в процессе Богов, Пока не завершится их работа в космическом Времени. Здесь была мастеровая палата миров. Был оставлен интервал между действием и действием, Между рождением и рождением, между сновидением и пробуждённым видением, Пауза, что давала новые силы действовать и быть. За ними простирались регионы восторга и спокойствия, Безмолвные места рождения света, надежды и любви, Колыбели небесного восхищения и тишины. В дремоте голосов мира Он стал сознавать вечный момент; Его знание было раздето от всех облачений чувств, Было узнаваемо идентичностью без мыслей и слов; Его существо видело себя без своих покровов, Линия Жизни падала из бесконечности духа. По дороге чистого внутреннего света, Одна между огромными Присутствиями, Под наблюдающими взглядами безымянных Богов Его душа прошла, одинокая сознательная сила, К концу, что всегда начинается вновь, Приближаясь через неподвижность, немую и спокойную, К источнику всех вещей, человеческих и божественных. Там он узрел в их могучем равновесии союза Фигуру бессмертных Двоих-в-Одном, Единственного существа в двух обнимающихся телах, Диархию двух объединённых душ, Восседающих погружёнными в глубокую творящую радость; Их транс блаженства поддерживал подвижный мир. Позади них в утренних сумерках Единица стояла, Кто вывела их вперёд из Непостижимого. Всегда замаскированная, она ждёт ищущего духа; Наблюдательница на высших недостижимых вершинах, Проводница путешественника по незримым тропам, Она охраняет суровый подход к Одиночеству. В начале каждого далеко простирающегося плана, Пронизывающего её силой космические солнца, Она правит, вдохновительница его многочисленных работ И мыслитель символа его сцены. Над всеми она стоит, поддерживая всех, Единственная всемогущая Богиня, [кто] всегда за вуалью, Для которой мир - это [её] непостижимая маска; Века - это шаги её поступи, События в них - формы её мыслей, И всё творение - её бесконечное действие. Его дух сделался сосудом для её силы; Немой в бездонной страсти его воли, Он протянул к ней сложенные в молитве руки. Затем в повелительном ответе его сердцу Жест пришёл, будто отбросивший миры прочь, И из сияющей тайны её одеяния поднялась Её рука, приоткрыв вечную завесу. Свет казался неподвижным и нетленным. Притягиваемый к широким и освещённым глубинам Восхитительной загадки её глаз, Он увидел мистические очертания [её] лика. Ошеломлённый её неумолимым светом и блаженством, Атом в её безграничном "я", Овладевший мёдом и молнией её силы, Выброшенный на берег её океанического экстаза, Опьянённый глубоким золотым духовным вином, Он исторгнул из разорванной тишины его души Крик обожания и желания И сдачи его безграничного ума И самоотдачи его безмолвного сердца. Он упал к её ногам без сознания плашмя. Конец Четырнадцатой Песни перевод Н. Антипова, 24-29.07.2019 года, правка 31.07.2019
amII: Песнь XV ЦАРСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО ЗНАНИЯ После неизмеримого мгновения души, Вновь возвратившейся в эти поверхностные области Из вневременных глубин, куда она погружалась, Он вновь услышал медленный шаг часов. Всё, когда-то воспринятое и пережитое, было далеко; Он сам был для себя единственной сценой. Над Свидетелем и его вселенной Он стоял в царстве безграничной тишины, Ожидая Голос, что говорил и созидал миры. Свет вокруг него был широким и абсолютным, Алмазной чистотой вечного видения; Сознание лежало неподвижно, лишённое форм, Свободное, бессловесное, не принуждаемое признаком или правилом, Навсегда довольное лишь бытием и блаженством; Чистое существование жило в его собственном мире На голой и бесконечной земле единого духа. Из сферы Ума он поднялся, Он покинул царство оттенков и полутонов Природы; Он пребывал в бесцветной чистоте своего "я". Это был план недетерминированного духа, Что может быть нулём или круглой суммой вещей, Состояние, в котором всё прекращалось и всё начиналось. Всё это становилось тем [средством], что изображает абсолют, Высоким просторным пиком, откуда Дух может видеть миры, Широким прозрением покоя, молчащим домом мудрости, Одинокой станцией Всезнания, Трамплином силы Вечного, Белым полом в доме Все-Восторга. Вот пришла мысль, что выходит за пределы Мысли, Вот тихий Голос, что не может быть уловлен нашим слухом, Знание, при котором знающий - это знаемое, Любовь, в которой возлюбленный и любящий - одно. Все стояли в изначальной полноте, Смолкшие и исполненные прежде, чем они могли сотворить Славную мечту об их универсальных деяниях; Здесь побуждалось духовное рождение, Здесь замыкалось поползновение конечного к Бесконечному. Тысячи дорог прыгали в Вечность Или, поющие, бежали навстречу лику Бога без вуали. Знаемое освободило его от своей ограничивающей цепи; Он постучал в двери Непознаваемого. Оттуда, взирая с неизмеримым обзором, Единым с его личным внутренним взглядом в его собственные чистые просторы, Он видел великолепие царств духа, Величие и чудо его безграничных работ, Могущество и страсть, выпрыгивающие из его покоя, Восторг его движения и его неподвижности, И его огненно-сладкое чудо трансцендентной жизни, Миллионогранный неделимый захват Его видением одного и того же колоссального Всего, Его нескончаемые действия во вневременном Времени, В пространстве, что есть его собственная бесконечность. Славная множественность одного сияющего "Я", Отвечающая на радость радостью, на любовь любовью, - Всё там было движущимися обителями Бога-блаженства; Вечные и уникальные, они жили единым Целым. Там силы - это великие вспышки истины Бога, А объекты - её чистые духовные формы; Дух больше не сокрыт от его собственного взгляда, Вся чувствительность - это море счастья, А всё творение - это действие света. Из нейтрального безмолвия его души Он перешёл к её полям могущества и спокойствия И увидел Силы, стоящие над миром, Пересёк царства верховной Идеи И искал вершину сотворённых вещей И всемогущий источник космических изменений. Там Знание звало его к своим мистическим вершинам, Где мысль удерживается в просторном внутреннем ощущении, А чувство плывёт по морю покоя И видение взбирается за пределы досягаемости Времени. Равный первым творцам-провидцам, Сопровождаемый всераскрывающим светом, Он двигался через регионы трансцендентной Истины Внутрь, необъятный, неисчислимо единый. Там расстояние было его собственной огромной протяжённостью духа; Освобождённый от фикций ума, Времени тройной разделяющий шаг уже не затруднял; Его неизбежный и непрерывный поток, Долгое течение его проявляющего курса Удерживались в едином широком взгляде духа. Универсальная красота показала её облик: Невидимые глубоко-сущностные значения, Спрятанные здесь за бесчувственным экраном из формы, Показали ему свою бессмертную гармонию И [подарили] ключ к чудесной книге обычных вещей. Под их объединяющий закон встали, раскрытые, Множественные меры созидающей силы, Линии техники Мирового Геометра, Чары, что поддерживают космическую паутину И магию, лежащую в основе простых форм. На вершинах, где Безмолвие с тихим сердцем слушает Ритмичные метры кружащихся миров, Он служил сеансам тройного Огня. На краю двух континентов — сна и транса - Он слышал голос никогда не изрекаемой Реальности, Пробудивший мистический крик откровения, Отыскал место рождения внезапного непогрешимого Слова И жил в лучах интуитивного Солнца. Освобождённый от оков смерти и сна, Он скакал по морям молний космического Ума И пересёк океан изначального звука; На последнем шаге к высочайшему рождению Он прошёл вдоль узкой грани исчезновения Рядом с высокими пределами вечности И поднялся на золотой гребень мира-видения Между убийственными и спасительными огнями; Он достиг сектора неизменной Истины, Встретил границы невыразимого Света И трепетал от присутствия Неописуемого. Над собой он видел пылающие Иерархии, Крылья, что складывались вокруг сотворённого Пространства, Солнечноглазых Стражей и золотого Сфинкса, Многоярусные планы и неизменных Богов. Мудрость, ожидающая Всеведения, Безгласно восседала в широкой пассивности; Она не судила, не оценивала, не стремилась знать, А прислушивалась к завуалированной всевидящей Мысли И к рефрену спокойного трансцендентного Голоса. Он достиг вершины всего, что могло стать узнанным: Его взгляд превзошёл главу и базу творения; Пылающие тройные небеса раскрыли их солнца, Тёмная Бездна обнажила её чудовищное правление. Всё, кроме конечной Мистерии, было его полем, Непостижимое почти показало его край. Бесконечности его "я" начали появляться, Скрытые вселенные взывали к нему; Вечности призывали вечности, Посылая их безмолвные сообщения ещё издали. Возникший из чуда глубин И горящий со сверхсознательных высот, И несущийся в огромных горизонтальных вихрях Миллион энергий объединился и стал Единым. Всё неизмеримо текло в одно море: Все живые формы стали его атом[ар]ными домами. Панергия, что гармонизировала всю жизнь, Удерживала теперь существование под её обширным контролем; Частью этого величия он был создан. По воле он жил в незабываемом Луче. В том высшем царстве, куда никакая ложь не могла проникнуть, Где все различны и всё - едино, В океане Безличного без берегов Личность, в Мировом Духе бросив якорь, дрейфовала; Он трепетал от могучих маршей Мировой Силы, Его действия были участниками бесконечного мира Бога. [Как] прилагающаяся слава и символ «я», Тело было [полностью] предоставлено душе, - Бессмертная точка силы, блок равновесия В широкой бесформенной волне космичности, Сознательное острие мощи Трансцендентного, Вырезающее совершенство из яркой мировой материи, Оно выражало в нём смысл вселенной. Сознание там было тесным и единым утком; Далёкое и близкое были едины в пространстве духа, Моменты несли в себе всё время [целиком]. Экран сверхсознания был прорван мыслью, Идея вращала симфониями видения, Взгляд был огненным броском из идентичности; Жизнь была чудесным путешествием духа, Чувство - волной из универсального Блаженства. В царство могущества и света Духа, Как тот, кто прибыл из чрева бесконечности, Он пришёл заново рождённым, младенцем и безграничным, И рос в мудрости вневременного Ребёнка; Он был простором, что вскоре стал Солнцем. Великая освещённая тишина шептала его сердцу; Его знание - уловленный внутренний взгляд [inview] непостижимого, Обзор [outview] без кратких усечённых горизонтов: Он мыслил и чувствовал во всём, его взор обладал могуществом. Он общался с Несообщаемым; Существа с более широким сознанием были его друзьями, Формы более великого, более тонкого творения приближались; Боги беседовали с ним за завесой Жизни. Соседнее с ним существо вырастало до вершин Природы. Первичная Энергия приняла его в свои руки; Его мозг был окутан ошеломляющим светом, Всеобъемлющее знание захватило его сердце: Мысли поднимались в нём, что ни один земной ум не мог бы удержать, Могущества играли, что никогда не бежали по смертным нервам: Он сканировал тайны Надразума, Он выносил восторг Сверхдуши. Пограничный с империей Солнца, Настроенный на высочайшие гармонии, Он связывал творение со сферой Вечного. Его конечные части приблизились к их абсолютам, Его действия обрамляли движения Богов, Его воля приняла поводья космической Силы. Конец Пятнадцатой Песни Конец Второй Книги перевод Н. Антипова, 30.07-06.08.2019 года
amII: Книга Третья КНИГА БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ Песнь I ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕПОЗНАВАЕМОГО Слишком мало всё, что может дать мир: Его сила и знание - это дары Времени, И они не могут утолить священную жажду духа. Несмотря на то, что эти формы величия принадлежат Единому, И благодаря его дыханию милости жизнь нами обретается, Хотя [оно] ближе к нам, чем сама близость, Это некая выразимая истина того, что мы есть; Скрытая своими собственными творениями, она казалась далёкой, Непроницаемой, оккультной, безмолвной, тёмной. Присутствие было утрачено, при котором все вещи имеют шарм, Славы недоставало, [от] которой они тусклые знаки. Мир жил, став опустошённым от его Причины, Подобный любви, когда скрывается лик возлюбленного. Труд познания казался тщетной борьбой Ума; Всё знание оканчивалось в Непознаваемом: Усилие править казалось тщетной гордостью Воли; Тривиальное достижение презиралось Временем, Вся власть замыкалась во Всемогущем. Пещера темноты охраняется вечным Светом. Тишина воцарилась в его сражающемся сердце; Освобождённый от голосов желания мира, Он повернулся на вневременный зов Невыразимого. Существо, интимное и неописуемое, Широкий неодолимый экстаз и покой Ощущались в нём самом и во всём, и всё же, не схваченные, Приближались и ускользали от преследования его душой, Как будто навсегда заманивали его за предел. Вблизи они отступали; издали они тихо звали его. Ничто не могло удовлетворить, кроме их восторга: Их отсутствие оставляло величайшие действия тусклыми, Их присутствие заставляло и малейшее выглядеть божественным. Когда они были там, бездна сердца была наполненной; Но когда возвышающее Божество удалялось, Существование теряло свою цель в Бессмысленности. Порядок незапамятных планов, Богоподобная полнота инструментов Превращались в реквизит для непостоянной сцены. Но кем была эта мощь, он ещё не знал. Неосязаемая, и всё же наполняющая всё сущее, Она создавала и уничтожала миллионы миров, Принимала и утрачивала тысячи обликов и имён. Она носила видимость неразличимой Обширности Или возникала тонким ядром в душе: Далёкое величие оставляло её огромной и неясной, Мистическая близость сладко запирала её внутри: Временами она казалась ему вымыслом или [внешним] обликом, А иногда - его собственной колоссальной тенью. Гигантское сомнение омрачало его продвижение. Через нейтральную всеподдерживающую Пустоту, Чья белизна питала его одинокий бессмертный дух, Манила к какому-то неведомому Величайшему, Помогала, принуждала загадочными Силами, Стремящийся, полуутопающий и поддерживаемый, Непобедимо он поднимался без пауз. Беззнаковая смутная Необъятность всегда Нависала [над ним], без приближения, вне отклика, Обрекая конечные вещи на [исчезновение в] ничто, Сталкивая его с несоизмеримым. Затем могучий срок для восхождения настал. Высота была достигнута, где ничто сотворённое не могло жить, Линия, где любая надежда и поиск должны прекратиться, Приближаясь к какой-то невыносимой голой Реальности, Нуль сформировался, чреватый безграничным изменением. На головокружительной грани, где спадают все маски, И человеческий ум должен сдаться в Свете Или умереть, подобно мотыльку, в обнажённом сиянии Истины, Он был вынужден сделать грандиозный выбор. Всё, чем он был, и всё, к чему он стремился, Теперь должно было остаться позади или трансформироваться В сущность Того, что не имеет имени. Одинокий и противостоящий неосязаемой Силе, Которая ничего не предлагала для понимания Мыслью, Его дух столкнулся с приключением Бессмысленного. Покинутый мирами Формы, он боролся. Плодотворное мировое Невежество здесь проваливалось; Долгое путешествие Мысли по далям орбит прикасалось к нему вблизи И, неэффективное, останавливалось действующей Волей. Символические способы бытия уже не помогали, Структуры, что созданы Неведением, рушились, коллапсируя, И даже дух, что удерживает вселенную, Слабел от недостаточной освещённости. В бездонном падении всех вещей, созданных Трансцендентными всякой бренной опоре И соединявшихся, наконец, в их могучем источнике, Отдельное "я" должно расплавиться или переродиться В Истину за пределами призывов ума. Вся слава очертаний, сладость гармонии, Отвергнутые, как грация тривиальных нот, Изгнанные из нагого, сурового безмолвия Бытия, Умерли в прекрасном и блаженном Ничто. Демиурги потеряли их имена и формы, Великие замысловатые миры, что они планировали и создавали, Миновали, взятые и упразднённые один за другим. Вселенная сняла её цветную завесу, И в невообразимом конце Огромной загадки сотворённых вещей Появился далеко видимый Бог всего, Его ноги твёрдо стояли на гигантских крыльях Жизни, Всемогущий, одинокий провидец Времени, Внутренний, непостижимый, с алмазным взором. Привлечённые неизмеримым взглядом, Нерешённые медленные циклы возвращались к их источнику, Чтобы вновь подняться из этого невидимого моря. Всё рождённое от его могущества было теперь уничтожено; Ничего не осталось из того, что постигает Космический Ум. Вечность готовилась исчезнуть и казалась Оттенком и наложением на Пустоту, Пространство было колыханием сна, что тонул До его конца в глубинах Ничто. Дух, что не умирает, и само Божество Казались мифами, проецируемыми из Непознаваемого; Из Него всё возникло, в Нём призвано прекратиться. Но чем Это было - не могли выразить ни мысль, ни видение. Лишь бесформенная Форма "я" оставалась, Слабый призрак чего-то, что было [раньше], Последнее переживание падающей волны, Прежде чем она погрузится в бескрайнее море, - Как будто она сохраняла точно на грани Ничто Её голое ощущение океана, откуда она пришла. Обширность, размышляющая[, будучи] свободной от чувства Пространства, Вечность, отрезанная от Времени; Странный возвышенный неизменный Покой Молча отклонял от себя мир и душу. Суровая, не сообщающаяся [ни с кем[ Реальность Ответила, наконец, на страстный поиск его души: Бесстрастная, безмолвная, поглощённая её бездонной тишиной, Хранящая мистерию, которую никто никогда не сможет постичь, Она размышляла, непостижимая и неосязаемая, Представ перед ним с её немым потрясающим спокойствием. Она не была родственна вселенной: Не было ни действия, ни движения в её Просторе: Вопрос Жизни, встреченный этим молчанием, умер у неё на губах, Усилия мира прекратились, осуждённые за невежество, Не находя санкции от высочайшего Света: Там не было ума с его потребностью знать, Там не было сердца с его потребностью любить. Всякая личность гибла в её безымянности. Не было второго, она не имела партнёра или равного; Лишь сама была реальна для себя. Чистое существование, защищённое от мыслей и настроений, Сознание неделимого бессмертного блаженства, Оно обитало в одиночестве в его голой бесконечности, Единое и уникальное, невыразимо единственное. Существо, бесформенное, безликое и немое, Познавшее себя его собственным вневременным "я", Вечно сознающее в его неподвижных глубинах, Не творящее, не сотворённое и не рождённое, То Единое, кем живут все, [но] кто не живёт никем, Неизмеримая светящаяся тайна, Хранимая завесами из Непроявленного, Над меняющейся космической интерлюдией Пребывает, высочайшая, неизменно одна и та же, Безмолвная Причина, оккультная, непроницаемая, - Бесконечная, вечная, немыслимая, одинокая. Конец Первой Песни перевод Н. Антипова, 07-09, 12.08.2019 года
amII: Песнь II ПОКЛОНЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ Тишина абсолютная, непередаваемая Встречает полное самооткровение души; Стена тишины отделяет её от мира, Бездна тишины поглощает чувство И делает нереальным всё, что узнал ум, Всё, что трудящиеся чувства ещё могли бы соткать, Продлевая воображаемую нереальность. Широкое духовное безмолвие "Я" оккупирует Пространство; Лишь Немыслимое остаётся, Лишь Безымянное без пространства и времени: Упразднена обременяющая необходимость жизни: Мысль спадает с нас, мы избавлены от радости и от горя; Эго мертво; мы свободны от бытия и от заботы, Мы покончили с рождением и смертью, с работой и судьбой. О душа, слишком рано веселиться! Ты достигла безграничного молчания [своего] "Я", Ты прыгнула в радостную божественную бездну; Но где ты бросила Свою миссию и Свою силу? На какой мёртвой обочине дороги Вечности? Внутри тебя был Единый, кто был самим собой и миром, Что ты сделала для [достижения] его цели в звёздах? Побег не принесёт [тебе] ни победы, ни короны! Ты пришла, чтобы сотворить нечто из Неведомого, Но ничто не закончено, и мир движется вперёд, Потому что лишь часть космической работы Бога выполнена. Приблизилось лишь вечное Нет И уставилось в твои глаза, и убило твоё сердце: Но где же вечное Да Любящего И бессмертие в тайном сердце, Голос, что воспевает творящий Огонь, Символический ОМ, великое согласное Слово, Мост между восторгом и покоем, Страсть и краса Невесты, Комната, где целуются славные враги, Улыбка, что спасает, золотой апофеоз вещей? Это тоже Истина в мистическом источнике Жизни. Чёрный занавес был поднят; мы увидели Могущественную тень всеведущего Господа; Но кто поднял занавес света И кто видел тело Короля? Мистерия рождения и деяний Бога продолжается, Остаётся неснятой печать последней главы, Не разгадана загадка незаконченной Пьесы; Космический Игрок смеётся под его маской, И всё же последняя ненарушенная тайна скрывается За человеческой славой Формы, За золотым эйдолоном Имени. Яркая белая линия представлялась финалом, Но далеко за гранью сверкают солнечные тропы невыразимого. То, что казалось источником и концом, стало широкими вратами, Последним босым шагом в вечность. Глаз открылся на безвременье, Бесконечность принимает обратно формы, что она дала, И через тьму Бога или его обнажённый свет Миллионы его лучей возвращаются в Солнце. Там есть нулевой знак Всевышнего; Природа осталась обнажённой и до сих пор раскрывает Бога. Но в её грандиозном ничто есть всё: Когда её крепкие одежды сорваны с нас, Невежество души [бывает] убито, но не душа: Ноль скрывает бессмертный лик. Высокое и пустое отрицание - это не всё, Безбрежное угасание - не последнее слово Бога, Не высший смысл жизни, не конец пути бытия, Не смысл этого великого таинственного мира. В абсолютном безмолвии спит абсолютное Могущество. Пробудившись, оно может разбудить душу, скованную трансом, И раскрыть в луче рождающее солнце: Оно может сделать мир сосудом для силы Духа, Оно может вылепить из глины совершенную форму Бога. Освободить себя - это всего лишь один сияющий шаг; Осуществить себя здесь было желанием Бога. Даже когда он стоял на голом краю бытия, И вся страсть и искание его души Столкнулись с их угасанием в каком-то безликом Просторе, Присутствие, которого он жаждал, внезапно приблизилось. Через безмолвие предельного Покоя, Из удивительного ядра Трансцендентности, Тела чуда и полупрозрачности, Как будто сладкая мистическая сумма её самой, Ускользающая в изначальное Блаженство, Вошла, расширенная, из вечности, Некто пришёл, бесконечный и абсолютный. Существо мудрости, силы и восторга, Подобно тому, как мать берёт её ребенка на руки, Прижало к её груди Природу, мир и душу. Упраздняя безразличную пустоту, Нарушая вакантность и безмолвную тишину, Пронзая безграничное Непознаваемое, В свободу бездвижных глубин Прокрался прекрасный и счастливый блеск. Сила, Свет, Блаженство, не выразимые никакими словами, Отобразились в неожиданном луче И построили золотой проход к его сердцу, Соприкасаясь через него со всеми жаждущими чувствующими существами. Мгновенная сладость Все-Прекраснейшей Отменила тщету космического вихря. Природа, бьющаяся с божественным Сердцем, Ощущалась в несознательной вселенной; Это сделало дыхание счастливой тайной. Любовь, что с радостью несла крест боли, Эвдемонизировала [eudaemonised] горе мира, Сделала счастливой тяжесть долгого бесконечного Времени, Уловила тайну Божественного счастья. Утверждая в жизни скрытый экстаз, Она удерживала дух на его чудесном пути; Внося бессмертную значимость в часы, Она оправдывала труд солнц. Ибо одна там была вершительницей позади Бога. Материнская Мощь промышляла над миром; Сознание раскрыло его чудесный фронт, Превосходящий [transcending] всё сущее, ничего не отрицающий: Нетленный над нашими поникшими головами, Он ощущал восторженную и безошибочную Силу. Появилась неумирающая Истина, превозмогающая Мощь Всего, что здесь создано, а затем разрушено, Мать всех божеств и всех сил, Кто, как посредница, связывает землю со Всевышним. Исчезла загадка, что правила ночью нашей природы, Покрывающее Неведение было разоблачено и убито; Его ум ошибок был сорван с вещей, И [удалены] тупые настроения его извращённой воли. Освещённые её всевидящей идентичностью, Знание и Неведение не могли больше бороться; Титанические Противоположности, Антагонистические полюса мировой искусственности уже не могли Налагать Иллюзию их двойного экрана, Вбрасывающего их фигуры между нами и ней. Мудрость была рядом, замаскированная её собственными работами, Для которых затемнённая вселенная - [лишь] одеяние. Ничьё существование уже не казалось бесцельным падением, Угасание уже не являлось единственным освобождением. Скрытое Слово было найдено, давно искавшийся ключ, Раскрыт был смысл рождения нашего духа, Осуждённого на несовершенное тело и ум, В несознательности материальных вещей И в унизительности смертной жизни. Сердце чувствовалось в пространствах, широких и нагих, Пылающая Любовь из белых духовных источников Аннулировала горе невежественных глубин; Страдание потерялось в её бессмертной улыбке. Жизнь из-за пределов стала победителем смерти здесь; Ошибаться больше не было естественным для ума; Зло не могло прийти туда, где всё было светом и любовью. Бесформенное и Имеющее форму были соединены в ней: Необъятность была превзойдена взглядом, Лик открывал переполненную Бесконечность. Воплощая невыразимо в её членах Безграничную радость, что ищут слепые мировые силы, Её тело красоты плыло луной по морям блаженства. Она стоит во главе рождения, труда и судьбы, В их медленном кружении циклы оборачиваются на её зов; Лишь её руки могут изменить драконью основу Времени. Это её мистерия, что скрываема Ночью; Алхимическая энергия духа принадлежит ей; Она - это золотой мост, чудесный огонь. Светящееся сердце неизвестного - это она, Сила безмолвия в глубинах Бога; Она - Сила, неизбежное Слово, Магнит нашего трудного восхождения, Солнце, от которого мы зажигаем все наши солнца, Свет, что исходит из нереализованных Просторов, Радость, что манит из невозможного, Мощь всего, что никогда ещё не спускалось вниз. Вся Природа немо взывает к ней одной Исцелить её стопами ноющее биение жизни И сломать печати на смутной душе человека, И зажечь её огонь в закрытом сердце вещей. Всё здесь однажды станет домом её сладости, Все противоположности подготовят её гармонию; Наше знание взбирается к ней, наша страсть наощупь идёт [к ней]; В её чудесном восторге мы будем жить, Её объятия превратят нашу боль в экстаз. Наше "я" станет единым со всеми "я" с её помощью. В ней утверждённая, ибо трансформированная в ней, Наша жизнь найдет в её исполнившемся отклике Вверху - безграничные стихнувшие блаженства, Внизу - чудо божественных объятий. Это узнаётся, как при грозовой вспышке Бога, Восторг вечных вещей наполнил его члены; Изумление охватило его восхищённое чувство; Его дух был пойман её нестерпимым пламенем. Однажды увидев, его сердце признавало лишь её. Осталась лишь жажда бесконечного наслаждения. Все цели были потеряны в ней, затем найдены в ней; Его основа была собрана в один указующий шпиль. Это было семя, брошенное в бесконечное Время. Слово произносится или Свет показывается, Видимый на момент, [затем] века трудятся, чтобы выразить [его]. Так, вспыхнув, из Безвременья выпрыгнули миры; Вечное мгновение есть причина лет. Всё, что он сделал, было подготовкой области; Его маленькие начинания требовали могучего завершения: Поскольку всё, чем он был, теперь должно сформировать заново В нём её радость, воплотить, сохранить Её красоту и величие в его доме жизни. Но теперь его существо было слишком широким для себя; Требование его сердца стало неизмеримым: Его одинокая свобода не могла удовлетворить, Её света, её блаженства он просил для земли и людей. Но тщетны человеческая сила и человеческая любовь, Чтобы сломать земную печать невежества и смерти; Мощь его природы казалась теперь хваткой ребёнка; Небеса слишком высоки, чтобы схватить их протянутыми руками. Этот Свет приходит не от борьбы или мысли; В безмолвии ума Трансцендентное действует, И замолчавшее сердце слышит невысказанное Слово. Широкая сдача была его единственной силой. Могущество, что живёт на высотах, должно действовать, Внося в закрытую комнату жизни воздух Бессмертия И наполняя конечное Бесконечным. Всё, что отрицает, должно быть вырвано и убито, И сокрушены многие стремления, ради которых Мы теряем Того, для кого были созданы наши жизни. Теперь другие притязания заглушили в нём их крик: Он жаждал лишь привлечь её присутствие и силу В его сердце, ум и дышащее тело; Он жаждал лишь навсегда призвать вниз Её исцеляющее прикасание любви, истины и радости В темноту страдающего мира. Его душа была освобождена и отдана ей одной. Конец Второй Песни перевод Н. Антипова, 13-14.08.2019 года
amII: Песнь III ДОМ ДУХА И НОВОЕ ТВОРЕНИЕ Оставалась ещё более могучая задача, чем всё, что он сделал. К Тому он обратился, из которого исходит всё сущее, Знак, посещающий из Сокровенности, Что знает Истину, не улавливаемую позади наших мыслей, И охраняет мир её всевидящим взором. В неприступной тишине его души, Интенсивной, однонаправленной, монументальной, одинокой, Терпеливой, он сидел, подобный воплощённой надежде, Неподвижно на пьедестале молитвы. Он искал силу, которой ещё не было на земле, Помощь от Могущества, слишком великого для смертной воли, Свет Истины, видимый теперь лишь издали, Санкцию из его высшего всемогущего Источника. Но с потрясающих высот не сошёл никакой голос; Вневременные крышки были закрыты; [пора] открытия [ещё] не пришла. Нейтральная беспомощная пустота подавляла [эти] годы. В текстуре нашего связанного человечества Он ощущал упорное сопротивление, гигантское и немое, Нашей несознательной и невидящей основы, Упрямое молчаливое отрицание в глубинах жизни, Невежественное Нет в источнике вещей. Завуалированное сотрудничество с Ночью Даже в нём самом выжило и скрывалось от его взгляда: Нечто в его земном существе ещё сохраняло Своё родство с Несознательным, откуда оно пришло. Призрачное единство с исчезнувшим прошлым, Хранившимся в теле [frame] из старого мира, скрывалось там, Тайное, не замечаемое освещённым умом, И в подсознательных шёпотах и во сне Ещё роптало[, отзываясь] на выбор ума и духа. Его предательские элементы распространялись, как скользкие зёрна, В надежде, что входящая Истина может споткнуться и упасть, И старые идеальные голоса блуждали, стеная И умоляя о небесной снисходительности К любезным несовершенствам нашей земли И к сладким слабостям нашего смертного состояния. Теперь он желал обнаружить и изгнать Этот элемент в нём, предающий Бога. Все тёмные пространства Природы были обнажены, Все её тусклые склепы и углы обыскивались с огнём, Где беглые инстинкты и бесформенные бунты Могли отыскать убежище в святилище темноты От белой чистоты очищающего пламени небес. Казалось, всё, что было небожественным, погибло: [И] всё же какой-то мелкий диссидент мог сбежать, И всё же в центре таилась бы слепая сила. Ибо Бессознательное тоже бесконечно; Чем больше мы настаиваем, чтобы зондировать его бездны, Тем больше оно тянется, тянется бесконечно. Затем, чтобы человеческий крик не исказил Истину, Он вырвал желание с его кровоточащими корнями И предложил богам освободившееся место. Так он мог безукоризненно переносить прикасания. Последняя и самая могущественная трансформация произошла. Его душа была вся впереди, подобная великому морю, Затопляющему ум и тело его волнами; Его существо, распространившееся, чтобы охватить вселенную, Объединило внутреннее и внешнее, Чтобы создать из жизни космическую гармонию, Империю имманентного Божественного. В этой огромной универсальности Не только его душа-природа и ум-чувство Включали каждую душу и ум в себя, Но даже жизнь плоти и нервов изменилась, И выросла одна плоть и нерв со всем, что живёт; Он чувствовал радость других, как его радость, Он выносил горе других, как его горе; Его универсальное сочувствие поддерживало, Огромное, как океан, бремя творения, Как земля поддерживает жертву всех существ, Взволнованное скрытой радостью и миром Трансцендентного. Больше не было бесконечного свитка разделения; Единое возрастало тайным единством Духа, Вся Природа вновь ощущала одно [и то же] блаженство. Не было разногласия между душой и душой, Не было барьера между миром и Богом. Превзойдены были форма и ограничительная черта памяти; Покрывающий ум был схвачен и разорван на части; Он был растворён и отныне уже не мог существовать, Одно Сознание, что создало мир, стало видимым; Всё теперь было сиянием и силой. Упразднённый в его последнем тонком слабеющем следе, Круг маленького "я" исчез; Отдельное существо уже не могло ощущаться; Оно исчезло и больше не знало себя, Потерявшись в широкой идентичности духа. Его природа стала движением Всего, Исследуя себя, чтобы найти, что всё было Им, Его душа была делегацией Всего, Что отвернулось от себя, чтобы соединиться с единым Всевышним. Была превзойдена человеческая формула; Сердце человека, что затмевало Незыблемое, Приняло могучее биение [сердца] Бога; Его ищущий ум смолк в Истине, которая знает; Его жизнь стала потоком универсальной жизни. Он стоял, исполненный, на высочайшей грани мира, Ожидая восхождения за пределы мира, Ожидая нисхождения, которое должно спасти мир. Великолепие и Символ окутывали землю, Безмятежные прозрения взирали и священные просторы Окружали, мудрые бесконечности были вблизи И яркие дали склонялись, близкие и родные. Чувства подводили в этой потрясающей ясности; Эфемерные голоса отпадали от его слуха, И могущественная Мысль уже не тонула, большая и бледная, Как усталый Бог, в мистических морях. Одежды смертного мышления были сброшены, Оставив его знание открытым для абсолютного зрения; Движение Судьбы прекратилось и бессонный порыв Природы: Атлетические вздымания воли стихли В недвижимом покое Всемогущего. Жизнь в его элементах лежала просторно и немо; Обнажённая, лишённая стен, неустрашимая, она несла Огромное внимание [regard] Бессмертия. Последнее движение умерло, и всё сразу стало тихо. Масса, что была дланью невидимого Трансцендентного, Наложила на его члены неизмеримую печать Духа, Бесконечность поглотила его в безбрежном трансе. Как тот, кто направляет его парус к таинственным берегам, Гонимый дыханием Бога через огромные океаны, Бездонные внизу, неизвестные вокруг, Его душа покинула слепое звёздное поле, Космос. Вдалеке от всего, что составляет измеримый мир, Погружаясь в скрытые вечности, она отступила Назад от пенящейся поверхности ума к Просторам, Безмолвным внутри нас во всезнающем сне. Над несовершенной досягаемостью слова и мысли, За пределами зрения, что ищет опоры в форме, Затерянный в глубоких проходах сверхсознательного Света Или путешествующий в пустом безликом Небытии, Одинокий в бесследном Несоизмеримом, Или прошедший "не-я" и "я" и отсутствие [какого-либо] "я", Выходя за пределы берегов сна сознательного ума, Он, наконец, достиг его вечной базы. На беспечальных высотах[, где] ни один ранящий крик не тревожит, Чистых и незатронутых над этой смертной игрой, Простирается безмолвный недвижимый воздух духа. Там нет ни начала, ни конца; Там есть стабильная сила во всём, что движется; Там эонический труженик в покое. В пустоте не вращается ни управляемое творение, Ни гигантский механизм, наблюдаемый душой; Не скрипит вращаемая судьбой огромная машинерия; Брак зла с добром в одной груди, Столкновение борьбы в самих объятиях любви, Опасная боль эксперимента жизни В ценностях Непоследовательности и Случайности, Риск азартной игры ума, бросающего наши жизни, Как ставку в пари равнодушных богов, И движущиеся огни и тени идеи, Падающие на поверхностное сознание, И в видении немого свидетеля души Создающие ошибку полувидимого мира, Где знание - это ищущее невежество, Шаги жизни - спотыкающиеся ряды без соответствия, Его аспект случайного замысла, Его равная мера истины и лжи В этом неподвижном и неизменном царстве Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить: Там правит лишь недвижимое могущество духа, Уравновешенное в себе через неподвижную вечность, И его всезнающий и всемогущий мир. Мысль не сталкивается с мыслью, а истина с истиной, Нет войны права с соперничающим правом; Нет спотыкающихся и полувидящих жизней, Переходящих от случая к неожиданному случаю, Нет страданий сердец, вынужденных биться В телах, созданных инертным Несознательным. Вооружённые неуязвимым оккультным незатухающим Огнём, Стражи Вечности хранят их закон, Навсегда установленный на гигантской основе Истины В её великолепном и бессрочном доме. Там Природа на её безмолвном духовном ложе, Неизменно трансцендентная, знает её источник И с шумом множества миров Соглашается, неподвижная в вечном покое. Все-порождающий, все-поддерживающий и отстранённый, Свидетель смотрит из его неколебимого равновесия, Око, безмерное в сравнении со всем сотворённым. Обособленно, в покое над движением творения, Поглощённый вечными высотами, Он пребывал, защищённый в его безбрежном "я", Сопровождаемый лишь всевидящим Единым. Ум, слишком могущественный, чтобы быть связанным Мыслью, Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве, Душа без границ, не убеждаемая Временем, Он ощущал затихание долгой боли мира, Он стал нерождённым «Я», что никогда не умирает, Он соединился с сессиями Бесконечности. На космический ропот пало первичное одиночество, Аннулировался контакт, сформировавшийся с вещами, рождёнными временем, Пустой стала широкая общность Природы. Все вещи были возвращены в их бесформенное семя, Мир молчал в течение повторяющегося часа. Хотя страдающая Природа, оставленная им, Поддерживала внизу её широкие бесчисленные поля, Её громадное действие, отступая, [уже] не касалось издали, Как будто бездушный сон, наконец, прекратился. Ни один голос не слышался с высоких Безмолвий, Никто не отвечал из её безлюдных уединений. Неподвижность прекращения царила, широкая Бессмертная тишина до того, как боги родились; Универсальная сила ждала, немая, Окончательного указа скрытого Трансцендентного. Затем внезапно появился нисходящий взгляд. Будто море, исследующее его собственные глубины, Живое единство расширилось в своей сердцевине И соединило его с бесчисленными множествами. Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь Ухватили всё в единственные неизмеримые объятия; Существование нашло свою истину на груди Единства, И каждый стал "я" и пространством всего. Великие ритмы мира были сердцебиениями одной Души, Ощущать было пламенным открытием Бога, Весь Ум был единой арфой из многих струн, Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней; Ибо миров было множество, а "Я" было едино. Это знание теперь сделалось семенем космоса: Это семя было посажено в безопасность Света, Оно не нуждалось в оболочке Невежества. Затем из транса этих огромных объятий, Из биений этого единственного Сердца И из победы обнажённого Духа Возникло новое и чудное творение. Неисчислимые изливающиеся бесконечности, Смеющиеся от безмерного счастья, Жили в их бесчисленном единстве; Миры, где существо не связано и широко, Воплощали немыслимое "Я" без эго; Восторг энергий, приносящих блаженство, Соединял Время и Вневременное - полюса одной радости; Белые просторы были видны там, где всё было завёрнуто во всё. Не было ни противоположностей, ни разлучённых частей, Все были соединены духовными связями со всеми И неразрывно связаны с Единым: Каждый был уникален, но принимал все жизни, как его собственные, И, следуя этим тонам Бесконечного, Узнавал в себе вселенную. Великолепный центр вихря бесконечности, Устремлённый в его высоту зенита, к его последнему расширению, Ощущал божественность его собственного самоблаженства, Повторяющегося в бесчисленных других "я": Он неустанно принимал в свой круг Личности и формы Безличного, Словно продлевая непрерывным счётом В восторженной сумме умножения Повторяющиеся десятичные дроби вечности. Никто не был обособленным, никто не жил для одного себя, Каждый жил для Бога в себе и Бога во всём, Каждая неповторимость невыразимо вмещала целое. Единство там не было сковано монотонностью; Оно являло тысячи аспектов самого себя - Его спокойную непреложную стабильность, Укреплённую на неизменной почве, навсегда безопасной, Вынуждаемую к спонтанному служению, Постоянно меняющиеся неисчислимые шаги Кажущегося безумным танца на тонком плане Гигантских мировых сил в их совершенной игре. Внешность оглянулась на свою скрытую истину И из разницы создала улыбающуюся игру единства; Оно делало все личности крупицами Уникального, Но все были тайными целыми [integers] бытия. Вся борьба превратилась в сладкую схватку любви В гармонизированном круге надёжных объятий. Согласующее счастье идентичности давало Богатую почву для различий. На встречной линии опасных крайностей Игра игр доходила до её переломного момента, Где через самообретение после божественной самопотери Достигается превосходящий восторг единства, Чья блаженная неразделённая сладость Ощущает общность Абсолюта. Нигде там не было всхлипываний страдания; Опыт бежал от одной точки радости к другой: Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей. Вся Природа была сознательным фасадом Бога: Мудрость действовала во всём, движимая собой, уверенная в себе, Полнота безграничного Света, Подлинность интуитивной Истины, Слава и страсть творящей Силы. Непогрешимая, выпрыгивающая из вечности Мысль момента вдохновляла происходящее действие. Слово, смех вырывались из груди Безмолвия, Ритм Красоты в покое Пространства, Знание в бездонном сердце Времени. Все обращались ко всем без сдерживания реакций: Единый экстаз без перерыва, Любовь была близкой и трепетной идентичностью В пульсирующем сердце всей этой светящейся жизни. Универсальное видение, что объединяет, Симпатия нерва, отвечающего на нерв, Слух, что слушает внутренний звук мысли И следует ритмическим значениям сердца, Прикасание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, обнимать, Там были врождёнными средствами сознания, И повышенная близость души с душой. Великий оркестр духовных сил, Диапазон взаимного обмена душ Гармонизировали Единство, глубокое, неизмеримое. В этих новых проецируемых мирах он стал Частью универсального взгляда, Станцией всенаселяющего света, Рябью на едином море мира. Его ум отвечал бесчисленным общающимся умам, Его слова были слогами речи космоса, Его жизнь - полем обширного космического движения. Он слышал, как шаги миллионов воль Движутся в унисон к одной цели. В потоке вечно новорождённом, что никогда не умирает, Пойманный в его тысячеликих струях восхитительного наводнения, Трепещущий в водоворотах бессмертной сладости, Он витками переносил через свои члены, когда те проходили, Спокойные движения нескончаемого восторга, Блаженства мириада мириад, кто есть одно. В этой обширной вспышке закона совершенства, Налагающего его неподвижность на поток вещей, Он видел иерархию освещённых планов, Пожалованных [enfeoffed] этому наивысшему царству Божественной страны. Настроенные на единую Истину, они управлялись их собственным правом, Каждое [из них] вмещало радость в яркой степени, Единственное по красоте, совершенное в своём роде, Образ, создаваемый абсолютностью одной глубокой истины, Соединённый со всеми в счастливом различии. Каждое из них отдавало свои силы, чтобы помочь соседним, Но не страдало от уменьшения при [этом] даре; Получая выгоду от мистического взаимообмена, Они возрастали от того, что брали, и от того, что отдавали, Все другие [царства] они ощущали, как их собственные дополнения, Единые в могуществе и радости множественности. Даже в равновесии, где Единство разделяется, Чтобы ощутить восторг своих отделившихся "я", Отдельное в его одиночестве стремилось ко Всему, И Многое оборачивалось, чтобы оглянуться на Единое. Всераскрывающее всетворящее Блаженство, Ищущее формы для проявления божественных истин, Соединило в своей многозначительной тайне Отблески символов Невыразимого, Сияющие, подобно оттенкам в бесцветном воздухе На белой чистоте Души-Свидетеля. Эти оттенки происходили от призмы самого Всевышнего, Причины красоты, мощи, восторга его творения. Огромное Сознание-Истина приняло эти знаки, Чтобы передать их какому-то божественному детскому Сердцу, Что смотрело на них со смехом и восторгом И радовалось этим трансцендентным образам, Живым и реальным, как истины, что они содержат. Белый нейтралитет Духа стал Игровой площадкой чудес, местом встречи Для тайных сил мистического Безвременья: Он сотворил из Пространства чудесный дом Бога, Он изливал сквозь Время его творения нестареющей мощи, Раскрывал видимое, как заманчивый восторженный лик, Чудо и красоту его Любви и Силы. Вечная Богиня двигалась в её космическом доме, Играя с Богом, как Мать со своим ребёнком: Для него вселенная была её лоном любви, Бессмертные истины были его игрушками. Всё, потерявшее себя здесь, имело его божественное место там. Силы, что здесь предают наши сердца и вводят в заблуждение, Там были суверенными в истине, совершенными в радости, Мастерами творения без изъянов, Обладателями их собственной бесконечности. Там Разум, великолепное солнце лучей видения, Сформировал субстанцию славой его мыслей И двигался среди величия его снов. Великий колдовской жезл воображения Призывал неведомое и давал ему дом, Простирал роскошно в золотистом воздухе Истинности фантазии радужно-цветные крылья, Или пел интуитивному сердцу радости Ноты видений чуда, что приближают Реальное. Его мощь, что делает непознаваемое близким и истинным, В храме идеала освящается Единым: Она населяет мысль и ум и счастливое чувство, Наполненные яркими аспектами могущества Бога, И живые личности единого Всевышнего, Речь, что произносит невыразимое, Луч, открывающий невидимые присутствия, Девственные формы, через которые сияет Бесформенное, Слово, что возвещает божественный опыт, И Идеи, что толпятся в Бесконечном. Не было пропасти между мыслью и фактом, Всегда они отвечали, как птица зовущей птице; Воля повиновалась мысли, действие - воле. Там была гармония, сотканная между душой и душой. Брак с вечностью обожествлял Время. Там Жизнь преследовала, не уставая от её спорта, Радость в её сердце и смех на её губах, Насыщенное приключение Божественной игры возможностей. В её изобретательном азарте каприза, В её преображающем веселье она наносила на Время Чарующие пазлы событий, Соблазняющих на каждом повороте новыми превратностями Для самораскрытия, что никогда не может прекратиться. Иногда она налагала суровые узы для воли [их] разорвать, Приносила новые творения для сюрприза мысли И страстные авантюры для сердца, чтобы осмелиться [на них], Где Истина появлялась в неожиданном облике, Или же повторяла старую знакомую радость, Как возвращение восхитительной рифмы. В прятках на груди Матери-Мудрости, Художница, переполненная её мировой идеей, Она никогда не могла исчерпать её бесчисленные мысли И обширные приключения в мыслимых формах, И испытания, и соблазн мечтаний о новой жизни. Не уставая от однообразия и не уставая от перемен, Она бесконечно разворачивала её движущееся действие, Мистическую драму божественного восторга, Живую поэму мирового экстаза, Какэмоно значимых форм, Круговую перспективу развивающихся сцен, Сверкающую погоню за самораскрывающимися формами, Пылкую охоту души, ищущей душу, Поиск и обретение [их], как богов. Там Материя - это твёрдая плотность Духа, Искусство радостной объективности себя, Сокровищница длительных образов, Где чувство может построить мир чистого восторга: Дом вечного счастья, [в котором] Он проводил часы, как в приятной гостинице. Чувства там были выходами души; Даже самое юное дитя-мысль ума Воплощало некоторое прикасание наивысших вещей. Субстанция там была резонирующей арфой "я", Сетью для постоянных молний духа, Магнетической силой интенсивности любви, Чей трепетный пульс и крик обожания Притягивали прохождения Бога, близкие, сладкие, чудесные. Её основательность была массой небесного творения; Её неподвижность и сладкое постоянство шарма Воздвигали яркий пьедестал для счастья. Её тела, сотканные божественным чувством, Продлевали близость объятий души с душой; Её тёплая игра внешнего видения и прикасания Отражала сияние и трепет радости сердца, Восхождение сверкающих мыслей ума, блаженство духа; Восторг жизни сохранял навсегда его пламя и крик. Всё, что теперь преходит, живёт там бессмертно В гордой красоте и тонкой гармонии Материи, послушной духовному свету. Её упорядоченные часы провозглашали вечный Закон; Видение покоилось на надёжности бессмертных форм; Время было прозрачным одеянием для Вечности. Архитектор, высекающий из себя живую скалу, Феномен, построил летний домик Реальности На пляжах моря Бесконечности. На фоне этой славы духовных состояний, Их параллелей и всё же их противоположностей, Плывущих и колеблющихся, затмеваемых и подобных тени, Как будто сомнение творило субстанцию, мерцающую, бледную, Эта другая схема обнаружила два огромных отрицания. Мир, что не знает населяющего его "Я", Трудится, чтобы отыскать его причину и необходимость быть; Дух, не ведающий о мире, что он создал, Затемнённый Материей, искажённый Жизнью, Борется, чтобы проявиться, стать свободным, знать и править; Они были тесно связаны в одну дисгармонию, Но расходящиеся линии нигде не встречались. Три Могущества управляли его иррациональным ходом: В начале - неведающая Сила, В середине - воплощённая устремлённая душа, В конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь. Скучная и несчастная интерлюдия Раскрывает её сомнительную истину вопрошающему Уму, Вынуждаемому невежественной Силой играть её роль И записать её неубедительную историю, Тайну её несознательного плана И загадку существа, рождённого в Ночи От союза Необходимости со Случайностью. Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу. Куколка великой и славной истины, Она удерживает крылатое чудо в её оболочке, Чтобы оно не вырвалось из плена Материи И, растрачивая свою красоту на бесформенный Простор, Не поглотилось тайной Непостижимого, Оставив чудесную судьбу мира неосуществлённой. Пока мысль — лишь мечта какого-то высокого духа Или досадная иллюзия в трудящемся уме человека, Новое творение из старого восстанет, Не артикулированное Знание обретёт речь, Подавленная Красота вспыхнет райским цветением, Удовольствие и боль погрузятся в абсолютное блаженство. Безъязыкий оракул, наконец, заговорит, Сверхсознательное сознание возрастёт на земле, Чудеса вечности соединятся с танцем Времени. Но теперь всё казалось [лишь] тщетным переполненным простором, Поддерживаемым обманчивой Энергией Для зрителя, самопоглощённого и немого, Беззаботно [относящегося] к бессмысленному зрелищу, что он наблюдал, Разглядывая странную проходящую процессию, Как тот, кто ждёт [её] вероятного конца. Он видел мир, происходящий от мира, что должен настать. Там он, скорее, угадывал, чем видел или чувствовал, Далеко на краю сознания, Преходящий и хрупкий, этот маленький кружащийся шар, И на нём оставалось, как пустая форма из потерянного сна, Хрупкая копия оболочки духа, Его тело, собранное в мистический сон. Оно казалось чужеродной формой, мифическим оттенком. Чужой теперь казалась эта тусклая далёкая вселенная, Лишь "я" и вечность были истинны. Затем память поднялась к нему с борющихся планов, Принося крик некогда любимых заветных вещей, И на крик, как на его собственный потерянный зов, Ответил луч из оккультного Всевышнего. Ибо даже там обитает безграничное Единство. Неузнаваемый его собственным взглядом, Он жил, всё ещё погружённый в его собственные мрачные моря, Поддерживая несознательное единство мира, Скрытое в бесчувственной множественности Материи. Это семя себя, посеянное в Недетерминированном, Лишается его славы божественности, Скрывает всемогущество его Силы, Скрывает всеведение его Души; Агент его собственной трансцендентной Воли, Оно сливает знание с бессознательной глубиной; Принимая заблуждение, скорбь, смерть и боль, Оно платит выкуп невежественной Ночи, Искупая его субстанцией падение Природы. Он знал себя и [знал,] зачем его душа ушла В страстную темноту земли, Чтобы участвовать в труде блуждающей Силы, Которая путем разделения надеется найти Единство. Двумя существами он был, одно - широкое и свободное наверху, Другое - борющееся, связанное, напряжённое, его часть здесь. Связь между ними всё ещё могла соединить два мира; Был смутный ответ, отдалённое дыхание; Всё это не прекращалось в безграничной тишине. Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое, Далеко внизу под ним, как лампа в ночи; Оставленное им, лежало, одинокое, нетленное, Неподвижное от избытка страстной воли, Его живое, пожертвованное и предложенное сердце, Поглощённое мистическим обожанием, Обращённое к своему далёкому источнику света и любви. В светящейся тишине его немого призыва Он смотрел на высоты, которые не мог видеть; Он стремился из жаждущих глубин, которые не мог оставить. В центре его обширного и рокового транса, На полпути между его свободным и [его] падшим "я", Ходатайствуя между днём Бога и ночью смерти, Принимая поклонение, как его единственный закон, Принимая блаженство, как единственную причину вещей, Отказываясь от суровой радости, которую никто не может разделить, Отказываясь от покоя, что живёт лишь для покоя, К ней он обратился, для которой он желал существовать. В страсти его одинокого сна Он лежал, как в закрытой беззвучной молельне, Где спит освящённый серебряный пол, Залитый единственным не дрожащим лучом, И невидимое Присутствие склоняет [наши] колени в молитве. На какой-то глубокой груди освобождающего мира Всё остальное было удовлетворено покоем; Оно знало лишь, что есть истина за пределами. Все остальные части онемели в сосредоточенном сне, Соглашаясь на медленную преднамеренную Силу, Что терпит ошибку мира и его горе, Соглашаясь на долгую космическую задержку, Безвременно ожидая в течение терпеливых лет Её прихода, что они просили для земли и людей; Это была огненная точка, что взывала к ней сейчас. Замирание не могло погасить этот одинокий огонь; Его видение заполняло пустоту ума и воли; Мысль была мертва, [а] его неизменная сила пребывала и росла. Вооружённое интуицией блаженства, К которому ключом служило некое спокойствие, Оно упорно пробивалось сквозь огромную пустоту жизни Среди пустых отрицаний мира. Он посылал его безмолвную молитву Неизвестному; Он прислушивался к шагам его надежд, Возвращающихся сквозь пустые необъятности, Он ждал указания от Слова, Что приходит сквозь неподвижное "я" от Всевышнего. Конец Третьей Песни перевод Н. Антипова, 15-20.08.2019 года, правка 27-29.08.19
amII: Песнь IV. ВИДЕНИЕ И БЛАГО Затем внезапно поднялось священное волнение. Среди безжизненного безмолвия Пустоты В одиночестве и необъятности Раздался звук, дрожащий, подобно любимой поступи, Услышанный во внимающих пространствах души; Прикосновение взволновало восторгом его фибры. Влияние приблизилось к смертному диапазону, Безграничное Сердце [забилось] рядом с его жаждущим сердцем, Мистическая Форма окутала его земной облик. Всё при контакте с ней вырывалось из-под печати молчания; Дух и тело трепетали, отождествлённые, Связанные объятиями несказанной радости; Ум, члены тела, жизнь слились в экстазе. Будто опьянённая нектарным дождём, Его природы страстная распростёртость текла к ней, Сверкая молниями, обезумев от светлого вина. Всё было безграничным морем, которое вздымалось к луне. Божественный поток овладел его венами, Клетки его тела пробудились к духовному чувству, Каждый нерв стал горящей нитью радости: Ткань и плоть восприняли блаженство. Освещённые, серые непроницаемые бессознательные пещеры Трепетали от предчувствия её долгожданных шагов И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками. Даже затерявшееся во сне, немое, неодушевлённое, Само его тело отзывалось на её силу. Та, кому он поклонялся, теперь была внутри него: Пламенно-чистый, эфирно-сплетённый могучий Лик Появился, и губы двигались бессмертными словами; Веки, листья Мудрости, опускались на сферы восторга. Мраморный монумент размышлений, сияющий Лоб, склеп видения, и широкий, подобный океану, взгляд К Небесам, два спокойных глаза безграничной мысли Смотрели в человека и видели бога, кто должен прийти. Форма была видна на пороге Ума, Голос Абсолютный и мудрый, в покоях сердца сказал: "О Сын Силы, кто поднимается на вершины творения, Нет души, кто была бы тебе товарищем в свете; Один ты стоишь у вечных дверей. Что ты выиграл, принадлежит тебе, но не проси больше. О Дух, стремящийся в невежественном теле, О Голос, доносящийся из мира Бессознательного, Как ты можешь говорить за людей, чьи сердца немы, Сделаешь ли подслеповатую землю домом пророческого видения души И облегчишь ли бремя бесчувственного земного шара? Я - Мистерия, недоступная для достижения умом, Я - цель усилий солнц; Мой огонь и сладость - причина жизни. Но слишком велики моя опасность и моя радость. Не пробуждай неизмеримое нисхождение, Не произноси моё тайное имя во враждебное Время; Человек слишком слаб, чтобы выдержать вес Бесконечности. Истина, рождённая слишком рано, может разрушить несовершенную землю. Оставь всевидящую Силу прорубать себе путь: Царствуй обособленно в твоём единственном обширном достижении, Помогая миру твоими великими одинокими днями. Я прошу тебя не погружать твоё пламенное сердце В широкое безразличное блаженство Неподвижного, Отвернувшегося от бесплодного движения лет, Покинув жестокий труд миров, Отчуждаясь от существ, теряясь в Одиночестве. Как твой могучий дух будет пребывать в покое, Пока Смерть ещё не побеждена на земле, А Время - поле страданий и боли? Твоя душа рождена разделить груз этой отягощённой Силы; Повинуйся твоей природе и исполни твою судьбу: Прими трудность и богоподобный труд, Ради медленно шагающей всеведущей цели живи. Узел Загадки завязан в человечестве. Молния с высот, что мыслят и планируют, Вспахивает воздух жизни, оставляя исчезающие следы, Человек, единственный бодрствующий в бессознательном мире, Тщетно стремится изменить космический сон. Прибывший из некой полуосвещённой Запредельности, Он чужой в безумных просторах; Путешественник в его часто меняющемся доме Среди шагов множества бесконечностей, Он разбил шатёр жизни в пустынном Пространстве. Взор небес созерцает его свыше, В доме Природы волнующий гость, Путешественник между непостоянными берегами Мысли, Охотник за неизвестными и прекрасными Силами, Кочевник далёкого мистического Света, Малая искра Бога на широких путях. Всё находится в страшном объединении против его духа, Влияние Титана останавливает его взгляд, обращённый к Богу. Вокруг него жаждет безжалостная Пустота, Вечная Темнота ищет его своими руками, Загадочные Энергии движут им и вводят в заблуждение, Огромные непримиримые божества противостоят [ему]. Инертная Душа и сомнамбулическая Сила Сделали мир отчуждённым от жизни и мысли; Дракон тёмных основ сохраняет Неизменным закон Случая и Смерти; На его долгом пути сквозь Время и Обстоятельства, Окрашенная серым, загадочная низшая тень Сфинкса С её ужасными лапами на поглощающих песках Ожидает его, вооружённая словом, убивающим душу: Поперёк его пути располагается тусклый лагерь Ночи. Его день - это момент в вечном Времени; Он - жертва минут и часов. Осаждающий землю и не уверенный в небесах, Спустившийся сюда, несчастный и надменный, Связующее звено между полубогом и зверем, Он не знает ни его величия, ни его цели; Он забыл, зачем он пришёл и откуда. Его дух и его элементы в состоянии войны; Его высоты обрываются слишком низко, чтобы [могли] достичь небес, Его масса погребена в животном болоте. Странная антиномия - это правило его природы. Загадка противоположностей сделана его областью: Свободы он просит, но должен жить в оковах, Он нуждается во тьме, чтобы воспринять немного света, И нуждается в горе, чтобы ощутить немного блаженства; Он нуждается в смерти, чтобы отыскать более великую жизнь. Он смотрит во все стороны и оборачивается на каждый зов; Он не имеет определённого света, на который [мог бы] идти; Его жизнь - это игра в жмурки, в прятки; Он ищет себя и от себя бежит; Встречая самого себя, он мыслит его другим, чем он сам. Он всегда строит, но не находит постоянной основы, Он всегда путешествует, но никуда не прибывает; Он будет ведом миром, собой он не может быть ведом; Он будет спасать его душу, его жизнь он не может спасти. Свет, что приносит его душа, утрачивается в его уме; Всё, что он узнал, вскоре вновь под сомнением; Солнце кажется ему тенью от его мыслей, Затем всё становится тенью, и вновь нет ничего истинного. Не зная, что он делает и куда стремится, Он фабрикует знаки Реального в Неведении. Он привязал его смертельную ошибку к звезде Истины. Мудрость привлекает его своими светящимися масками, Но никогда он не видел лица за ними: Гигантское Невежество окружает его знания. Выданный, чтобы встретить космическую мистерию В немом выражении материального мира, Его паспорт для входа ложен, и его персонаж, Он вынужден быть тем, кем не является; Он подчиняется Бессознательному, которым он пришёл управлять, И погружается в Материю, чтобы реализовать его душу. Пробудившись от её низших ведомых форм, Мать-Земля отдала её силы в его руки, И он болезненно охраняет тягостное доверие; Его ум - потерянный факелоносец на её дорогах. Просветляя дыхание, чтобы мыслить, и плазму, чтобы чувствовать, Он трудится с его медленным и скептическим мозгом, Которому помогают колеблющиеся огни рассудка, Чтобы сделать его мысль и волю магической дверью Для знания, чтобы войти в темноту мира, И любовь, чтобы управлять царством борьбы и ненависти. Ум, бессильный примирить небо и землю И связанный с Материей тысячью уз, Он возвышает себя, чтобы стать сознательным богом. Даже когда слава мудрости венчает его чело, Когда ум и дух проливают грандиозный луч, Чтобы возвысить этот продукт спермы и гена, Это алхимическое чудо из плазмы и газа, И тот, кто разделял бег и ползание животного, Вздымает его мысленный рост до высот Бессмертного, Его жизнь всё ещё сохраняет человеческий средний путь; Его тело он уступает смерти и боли, Оставляя Материю, слишком тяжёлый груз для него. Тауматургический скептик в отношении чудес, Дух, оставленный стерильным от его оккультной силы Неверующим мозгом и легковерным сердцем, Он покидает мир, чтобы закончить там, где он начал: За его незаконченную работу он требует небесный приз. Так он упустил абсолют творения. Он останавливает его звезду судьбы на полпути: Огромный и тщетный, давно испытанный эксперимент, Малопригодная высокая концепция, сомнительно выполняемая, Жизнь мира колеблется, не видя её цели, - Зигзаг навстречу неизвестной опасной земле, Постоянно повторяющий его привычный путь, Постоянно отступающий после долгих маршей И тяжелейших побед без уверенного результата, Бесконечно тянущаяся не завершающаяся игра. В плохо сидящем и не по росту одеянии Сияющая цель всё ещё скрадывает её лик, Могучая слепота спотыкается, надеясь, Питая её силу дарами светлого Шанса. Из-за того, что человеческий инструмент терпит неудачу, Разочарованное Божество спит внутри его семени, Дух плутает в формах, что он создал. Его неудача - это не неудача, к которой ведёт Бог; Медленный мистический марш идёт сквозь всё: Неизменная Сила создала этот изменчивый мир; Самореализующаяся трансцендентность шествует по пути человека; Водитель души [находится] на его дороге, Он знает его шаги, его путь неизбежен, И как конец может быть тщетным, если Бог - проводник? Как бы ни был утомлён ум человека и как ни подводила бы его плоть, Воля преобладает, отменяя его сознательный выбор: Цель отдаляется, безграничная ширь зовёт, Отступая в необъятное Неизвестное; Нет конца грандиозному маршу мира, Нет отдыха для воплощённой души. Она должна жить [дальше], описывая гигантскую кривую всего Времени. Приток давит из замкнутого Запредельного, Запрещая ему покой и земную лёгкость, Пока он не обнаружит, что не может остановиться. Есть Свет, что ведёт, Сила, что помогает; Не замечаемые, неощутимые, они видят в нём и действуют: Невежественный, он формирует Все-Сознающее в его глубинах, Человеческий, взирает на сверхчеловеческие вершины: Заимствуя золото Сверхъестественного, Он прокладывает его путь к Бессмертию. Высшие боги смотрят на человека, наблюдают и выбирают Сегодняшние невозможности для основы будущего. Его быстротечность дрожит от прикасания Вечного, Его барьеры рушатся от поступи Бесконечного; Бессмертные ведут свои записи в его жизни: Посланники Невидимого приближаются. Великолепие, запятнанное смертным воздухом, Любовь проходит через его сердце, странствующий гость. Красота окружает его на волшебный час, Он посещаем огромной раскрывающей радостью, Краткие расширения освобождают его от самого себя, Завлекая к славе, что всегда впереди, Надежды на бессмертную сладость заманивают и уходят. Его ум пересекаем странными открывающими огнями, Редкие сообщения поднимают его спотыкающуюся речь До мгновенного родства с вечным Словом; Маска Мудрости кружится в его мозгу, Волнуя его проблесками, отчасти божественными. Временами он возлагает его руки на Неизвестное; Временами он общается с Вечностью. Странным и грандиозным символом было его рождение, И бессмертие, и комната духа, И чистое совершенство, и блаженство, лишённое тени, - Могучий жребий этого страдающего существа. В нём Мать-Земля видит приближение перемены, Предвещаемой в её немых и огненных глубинах, Божество, извлекаемое из её трансмутированных конечностей, Алхимию Небес на базе Природы. Адепт саморождённой непогрешимой линии, Не оставляй умирать свет, что рождён веками, Помогай ещё слепой и страждущей жизни человечества: Повинуйся широкому всемогущему побуждению твоего духа. Свидетель переговоров Бога с Ночью, Он сострадательно склонялся из бессмертного покоя И вмещал желание, беспокойное семя вещей. Соглашайся с твоим высшим "я", твори, терпи. Не останавливайся в познании, пусть твой труд будет обширным. Земные пределы больше не могут сдерживать твою силу; Уравняй твою работу с долгим нескончаемым Временем. Странник на голых вечных высотах, Ступай всё ещё трудным и бессрочным путём, Соединяющим циклы его строгой кривой, Отмеренной для человека посвящёнными Богами. Мой свет будет в тебе, моё могущество - твоя сила. Пусть нетерпеливый Титан не гонит твоё сердце, Не проси несовершенного плода, частичного приза. Только одно благо - возвеличить твой дух - требуй; Только одну радость - возвысить твой вид - желай. Над слепой судьбой и противоборствующими силами Недвижимо стоит высшая неизменная Воля; Её всемогуществу оставь результат твоей работы. Все вещи изменятся в преображающий час Бога." Величественный и сладкий, утонул, стихнув, этот могучий Голос. Теперь ничто не двигалось в обширном задумчивом пространстве: Тишина опустилась на слушающий мир, Немая необъятность покоя Вечного. Но сердце Ашвапати ответило ей Криком среди безмолвия Просторов: "Как я буду отдыхать, довольствуясь смертными днями И скучной мерой земных вещей, Я, кто видел за космической маской Славу и красоту твоего лица? Тяжела участь, на которую ты обрекаешь своих сыновей! Как долго наши духи будут сражаться с Ночью И выносить поражение и грубое иго Смерти, Мы, кто есть сосуды бессмертной Силы И строители божества расы? Или, если это твоя работа, которую я делаю внизу Среди заблуждения и траты человеческой жизни В смутном свете полусознательного ума человека, Почему бы не прорваться в какой-нибудь отдалённый отблеск тебя? Всегда проходят века и тысячелетия. Где в серости луч твоего пришествия? Где гром крыльев твоей победы? Мы слышим только шаги проходящих богов. План в оккультном вечном Уме Намечен для прошедшего и пророческого видения, Эоны всегда повторяют их неизменный круг, Циклы всё видоизменяют и всегда устремляются. Всё, что мы сделали, всегда нужно делать заново. Всё разрушается и всё возобновляется, и [вновь] то же самое. Огромные круговороты бесплодного вихря жизни, Новорождённые века гибнут, подобно старым, Как будто печальная Загадка сохраняет её права, Пока не исполнится всё, для чего эта сцена была создана. Слишком мала сила, что сейчас в нас рождается, Слишком тускл свет, что пробивается сквозь веки Природы, Слишком скудна радость, которой она окупает нашу боль. В грубом мире, что не знает его собственного смысла, Изнуряемые мыслями, в колесе рождения мы живём, Инструменты импульса, который не наш, Движимые достичь кровью нашего сердца в качестве цены Полузнания, полу-творений, что скоро надоедают. Будучи заблудившейся бессмертной душой с гибнущими конечностями, Озадаченные и отброшенные назад, мы по-прежнему трудимся; Уничтоженные, разочарованные, истощённые, мы по-прежнему выживаем. В муках мы трудимся, чтобы из нас мог возникнуть Широко видящий человек с более благородным сердцем, Золотой сосуд воплощённой Истины, Реализатор божественной попытки, Способный носить земное тело Бога, Причастник и пророк, возлюбленный и царь. Я знаю, что твоё творение не может потерпеть неудачу: Ибо даже сквозь туманы смертной мысли Непогрешимы твои мистические шаги, И, хотя Необходимость облачается в одеяние Случая, Скрытая в слепых изменениях Судьбы, она хранит Медленную спокойную логику темпа Бесконечности И нерушимую последовательность её воли. Вся жизнь фиксируется в восходящей шкале, И несокрушим эволюционирующий Закон; В начале подготавливается конец. Этот странный иррациональный продукт трясины, Этот компромисс между зверем и Богом - Не венец твоего чудесного мира. Я знаю, что там будут сообщаться несознательные клетки, Одно с Природой и высотой с небеса, Дух, обширный, как [все]содержащее небо, И охваченный экстазом от невидимых источников, Бог сойдёт вниз и [станет] более великим при нисхождении. Мощь взошла из клетки моего сна. Отбросив запоздалую хромоту часов И непостоянное моргание смертного зрения, Там, где Мыслитель спит в слишком ярком свете, И нестерпимо пылает одинокий все-свидетельствующий Глаз, Слушая слово Судьбы из сердца Безмолвия В бесконечном мгновении Вечности, Он увидел из вневременности работы Времени. Преодолены были свинцовые формулы Ума, Побеждено препятствие смертного Пространства: Разворачивающийся Образ показывал вещи, что должны произойти. Гигантский танец Шивы разорвал прошлое; Гром раздался будто от миров, что упали; Земля была переполнена огнём и рёвом Смерти, Требующей уничтожить мир, что её голод создал; Раздался лязг крыльев Разрушения: Боевой клич Титана звучал в моих ушах, Тревога и слухи сотрясли бронированную Ночь. Я видел пылающих первопроходцев Всемогущего Над небесной гранью, что обращена к жизни, Спускающихся толпой по янтарной лестнице рождения; Предтечи божественной множественности, Сойдя с путей утренней звезды, они вошли В маленькую комнату смертной жизни. Я видел, как они пересекают сумерки века, Солнечноглазые дети чудесной зари, Великие творцы с широким челом покоя, Массивные разрушители барьеров мира И борцы с судьбой в её списках воли, Труженики в каменоломнях богов, Посланники Непередаваемого, Архитекторы бессмертия. В падшую человеческую сферу они вошли, Лица, что всё ещё несли славу Бессмертного, Голоса, что всё ещё общались с мыслями Бога, Тела, сотворённые прекрасными светом духа, Несущие магическое слово, мистический огонь, Несущие Дионисийскую чашу радости, Грядущие глаза более божественного человека, Губы, поющие неизвестный гимн души, Ноги, слышимые эхом в коридорах Времени. Высшие жрецы мудрости, сладости, могущества и блаженства, Открыватели залитых солнцем путей красоты И пловцы в смеющихся огненных потоках любви, И танцоры за золотыми дверями восторга, Их поступь однажды изменит страдающую землю И оправдает свет на лике Природы. Хотя Судьба медлит в высоком Запредельном, И кажется тщетной работа, на которую была потрачена сила нашего сердца, Исполнится всё то, за что мы несли нашу боль. Подобно тому, как старый человек пришёл после зверя, Этот высокий божественный преемник, несомненно, придёт После неэффективного смертного пути человека, После его тщетного труда, пота, крови и слёз: Он должен знать то, о чём едва смеет мыслить смертный ум, Он должен делать то, на что не может осмелиться сердце смертного. Наследник труда человеческого времени, Он примет на себя бремя богов; Весь небесный свет посетит мысли земли, Мощь небес укрепит земные сердца; Земные деяния коснутся высоты сверхчеловека, Земное видение расширится в бесконечность. Неизменно тяжёл вес всё ещё несовершенного мира; Великолепная юность Времени прошла и не удалась; Тяжёлые и долгие, подсчитываются годы нашего труда, И всё же крепки печати на душе человека, И утомлено сердце древней Матери. О Истина, защищённая твоим тайным солнцем, Огласи же её могучие размышления в закрытых небесах О вещах, отведённых в её светящиеся глубины, О Мудрость-Великолепие, Мать вселенной, Создательница, Невеста художника Вечности, Не задерживайся долго с твоей преображающей рукой, Приложенной тщетно к одному золотому слитку Времени, Как будто Время не смеет открыть его сердце Богу. О лучезарный фонтан восторга мира, Свободный от мира и недостижимый сверху, О Блаженство, что всегда обитает, скрытое глубоко внутри, В то время как люди ищут тебя снаружи и никогда не находят, Мистерия и Муза с иератическим языком, Воплоти белую страсть твоей силы, Пошли с миссией на землю какую-то живую форму тебя. Наполни твоей вечностью один миг, Пусть твоя бесконечность живёт в одном теле, [Пусть] Все-Знание обернёт один ум в моря Света, [Пусть] Все-Любовь забьётся в одном человеческом сердце. [Пусть] Бессмертная, ступающая по земле смертными ногами, Вся красота небес переполнит земные части! [Пусть] Всемогущество, опоясывающее силой Бога Движения и моменты смертной воли, Наполнит вечным могуществом один человеческий час И одним жестом изменит всё будущее время. Пусть великое слово будет произнесено с высот И одно великое действие разомкнёт двери Судьбы." Его молитва погрузилась в сопротивляющуюся Ночь, Подавляемая тысячами сил, что отрицали, Как будто слишком слабая, чтобы подняться к Всевышнему. Но тут раздался широкий согласный Голос; Дух красоты проявился в звуке: Свет плыл вокруг чудесного облика Видения, И на её губах радость Бессмертной приняла форму. "О усердный предвестник, я слышала твой крик. Кто-то должен спуститься и нарушить железный Закон, Изменить обречённость Природы силой одинокого духа. Безграничный Ум, что может вместить мир, Сладкое и неистовое сердце[, исполненное] пламенного спокойствия, Движимое страстями богов, придёт. Все силы и величия должны присоединиться к ней; Красота небесная будет ходить по земле, Восторг будет спать в облаке-сети её волос, И в её теле, как на своём родном древе, Бессмертная Любовь будет бить её славными крылами. Музыка беспечальных вещей должна соткать её обаяние; Арфы Совершенного будут созвучны её голосу, Потоки Небес будут шептать в её смехе, Её губы будут сотами Бога, Её длани - его золотыми сосудами экстаза, Её груди - восторженными цветами Рая. Она будет нести Мудрость в её безмолвной груди, Сила будет с ней, как меч победителя, И из её глаз будет взирать блаженство Вечного. Семя будет посеяно в страшный час Смерти, Ветвь небес пересажена на человеческую почву; Природа должна перепрыгнуть её смертный шаг; Судьба должна быть изменена неизменной волей." Как пламя исчезает в бесконечном Cвете, Бессмертно угасая в своём источнике, Исчезло великолепие и стихло слово. Эхо восторга, что когда-то был близок, Гармония путешествовала к какой-то далёкой тишине, Музыка транса замирала в ушах, Каденция, вызываемая далёкими каденциями, Голос, что дрожал в напряжении, ушёл. Её форма отступила от тоскующей земли, Отвергнув близость для покинутого чувства, Вознесясь к её недостижимому дому. Одинокие, сверкающие, пустые лежали внутренние поля; Всё было незаполненным неупорядоченным духовным пространством, Безразличным, невозделанным, пустыней яркого покоя. Затем на дальнем краю спокойствия появилась линия: Теплогубая чувствующая мягкая земная волна С быстрым и многоголосым стоном и смехом Вошла, скользя на белых ступнях звука. Незапертым было глубокое великолепие сердца Безмолвия; Абсолютная неподвижность покоя Сдалась дыханию смертного воздуха, Растворяя безграничные небеса транса, Рухнувшие от пробудившегося ума. Вечность Опустила свои несообщающиеся веки Над её уединениями, удаляясь из видимости За безмолвную мистерию сна. Грандиозная передышка не удалась, широкое освобождение. Сквозь свет быстро удалявшихся планов, Что убегали от него, как от падающей звезды, Вынужденная наполнять её человеческий дом во Времени, Его душа отступила в скорость и шум Обширной деятельности сотворённых вещей. [Как] колесница с чудесами небес, Всеобъемлющая, чтобы нести богов на огненных колёсах, Пылая, он пронёсся сквозь духовные врата. Смертное движение приняло его в свою среду. Он вновь двигался среди материальных сцен, Поднимаемый указаниями с высот, И в паузах созидающего мозга Затронутый мыслями, что скользят по бездонной волне Природы и улетают обратно к скрытым берегам. Вечный искатель в эоническом поле, Осаждённый нестерпимым давлением часов, Вновь был сильным для великих быстроногих дел. Проснувшись под невежественным сводом Ночи, Он увидел бесчисленных людей [со] звёзд И услышал вопрошание неудовлетворённого потока И трудился с создателем формы, измеряя Ум. Скиталец от оккультных невидимых солнц, Вершащий судьбу преходящих вещей, Бог в образе поднявшегося зверя, Он вознёс его чело завоевания к небесам, Устанавливая империю души В Материи и её ограниченной вселенной, Как на твёрдой скале в бесконечных морях. Владыка Жизни возобновил его могущественные круги В скудном поле недостаточно конкретного земного шара. Конец Третьей Книги Конец Четвёртой Песни Конец Первой Части перевод Н. Антипова, 20-26.08.2019 года, правка 28-29.08.19
amII: Книга IV КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА Песнь I РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО ПЛАМЕНИ Менада циклов желания, Вокруг Cвета, к которому она не должна сметь прикасаться, Cпеша к далёкой неизвестной цели, Земля следовала за бесконечным путешествием Солнца. Ум, но полупробуждённый от качания пустоты, На лоне Бессознательного мечтал о жизни И нёс этот конечный мир мыслей и деяний Через неподвижный транс Бесконечности. Необъятная неизменная тишина с ней бежала: Пленница скорости на драгоценном колесе, Она общалась с мистическим сердцем в Пространстве. Среди неоднозначного молчания звёзд Она двигалась к какому-то не раскрываемому событию, И её ритм отмерял долгий круговорот Времени. В непрерывном движении вокруг пурпурного обода День за днём проносились, будто цветные спицы, И сквозь очарование изменчивых оттенков воздуха Сезоны вовлекали в связный многозначительный танец Символическое зрелище изменяющегося года. Через пылающую томность почвы Проходило Лето с его пышностью знойных полдней И отпечатывало его тиранию жаркого света И синее клеймо огромного[, будто] полированного неба. Затем сквозь его огненный обморок или свернувшийся клубок Поток дождя врывался на разорванных крыльях жары, Поражал молниями беспокойную дремоту воздуха, Хлестал живительными потоками увядшую землю, Заволакивал вспышками и звуками и штормо-крылой темнотой Защищённые звёздами врата тусклого сна небес, Или от золотого взгляда её возлюбленного Скрывал плотными облачными покровами коричневое лицо земли. Армии революций пересекали поле времени, Нескончаемый марш облаков осаждал мир, Воззвания бурь претендовали на небо, Громовые барабаны представляли готовых к бою богов. Путешественник из неспокойных соседних морей, Густогривый муссон скакал со ржанием через земные часы: Толсты теперь эмиссарские копья: Громадные молнии раскалывали круг горизонта И, выбрасываемые из квадрантов, как из враждующих лагерей, Соединяли края небес, крутые, голые и слепые: Всплеск, шелест и натиск сильного дождя, Долгий ровный поток слякоти, шумы крылатой штормовой атаки, Толчея лиц ветра, порыв ветровых ног, Спеша, пронеслись по простёртым страдающим равнинам: Воды небес стекали и просачивались сквозь затопленную землю. Тогда всё шло быстрым шагом, журчащим бегом, Или же всё становилось криком бури и водопадом. Полумрак опускался на серый пол дня, Его выцветшая растянувшаяся длина соединяла утро с вечером, Барахтаясь в грязи и ливне, он достигал чёрной темноты. День полутьма носила, как её унылое платье. Свет взглянул в потускневшее стекло рассвета и встретил Там его собственное лицо, близнеца полуосвещённой ночи: Ливень, капель и просачивающийся туман всколыхнули всё И превратили сухую почву в болото и вонючую грязь: Земля превратилась в трясину, небо - в мрачную массу. Никто не видел в течение сырых промозглых недель заключённого в темницу солнца. Даже когда никакой беспорядок не нарушал мрачный покой воздуха Или слабый луч света пробивался сквозь плачущие облака, Как печальная улыбка мерцает, скрытая возвращающимися слезами, Вся обещанная яркость терялась, сразу же отрицаемая, Или, вскоре осуждённая, умирала, как краткоживущая надежда. Затем последний массивный ливень взбил мёртвое болото, И затихающее бормотание оставило всё неподвижным, Или [остался] только грязный оползень от спадающего потока, Или только шёпот и зелёное отряхивание деревьев. Настроение Земли теперь изменилось; она лежала в усыпляющем отдыхе, Часы шли медленным умиротворённым шагом: Широкий и тихий воздух вспомнил о покое, Земля была товарищем счастливого солнца. Спокойствие близилось, как от приближения Бога, Свет размышляющего транса освещал землю и небо, А идентичность и экстаз наполняли одинокое сердце медитации. Сон бродил в немом уме Пространства, Время открыло свои палаты счастья, Экзальтация вошла [в них] и надежда: Сокровенное "я" смотрело вверх на небесную высоту, Сокровенная мысль разжигала скрытое пламя, А внутреннее зрение обожало невидимое солнце. Три задумчивых сезона прошли сияющей поступью И, просматривая один за другим беременные часы, Наблюдали за пламенем, что скрывалось в светящихся глубинах, Оберегая какое-то могущественное рождение, что должно прийти. Осень вела в славу её лун И мечтала в великолепии её лотосовых прудов, А Зима и время Росы возложили их спокойные прохладные руки На грудь Природы[, что была] ещё в полусне, И углубили оттенками слабой и мягкой лёгкости Спокойную красоту уходящего года. Затем Весенний сезон, жаркий любовник, прыгнул сквозь листья И поймал землю-невесту в его жадные объятия; Его наступление несло огонь радужных цветов, Его руки были кругом для пришествия радости. Его голос был зовом к сфере Трансцендентного, Чьё тайное прикасание к нашим смертным жизням Сохраняет всегда новым трепет, что создал мир, Преобразует древнюю сладость в новые формы И хранит нетронутым не изменяемый ни смертью, ни Временем Ответ наших сердец на очарование Природы, И сохраняет всегда новое, но всё то же, Биение, что всегда пробуждает к старому блаженству И красоте, восторгу и радости жизни. Его приход принёс магию и чары; От его прикасания усталое сердце жизни стало радостным и юным; Он сделал радость добровольной пленницей в её груди. Его хватка была, как у юного бога с земными конечностями: Изменённое страстью его божественной вспышки, Он сделал её тело прекрасным своим поцелуем. Нетерпеливый, для счастья он пришёл, Высокой флейтой [играя]* со счастливым голосом, Его павлиний тюрбан волочился по деревьям; Его дыхание было тёплым призывом к наслаждению, Плотная сладострастная лазурь была его взором. Мягкое небесное побуждение взволновало кровь, Богатую инстинктом чувственных радостей Бога; Раскрытая в красоте, каденция звучала повсюду, Настаивая на трепете восторга в жизни: Бессмертные движения коснулись мимолётных часов. Богоподобная переполняющая интенсивность чувства Сделала страстное удовольствие даже из дыхания; Все взгляды и голоса сплелись в единое очарование. Жизнь заколдованного шара стала Бурей сладости и света, и песней, Упоением от цвета и экстаза, Гимном лучей, литанией криков: Напев хоровой священной музыки звучал, И, качаясь на раскачивающемся кадиле деревьев, Жертвоприношение благовоний наполняло часы. Ашоки горели малиновыми каплями пламени, Чистые, как дыхание незапятнанного желания, Белые жасмины догоняли влюблённый воздух, Бледные цветы манго питали переливчатый голос Обезумевшего от любви дрозда*, и коричневая пчела Жужжала в аромате посреди медовых бутонов. Солнечный свет был золотой улыбкой великого бога. Вся Природа собралась на фестиваль красоты. В этот высший сигнализирующий момент [для] богов, Отвечая на жажду земли и на её крик о блаженстве, Пришло величие из других наших сфер. Тишина в шуме земных вещей Неизменно раскрывала тайное Слово, Более могучий приток наполнял забывчивую глину: Лампа была зажжена, священный образ создан. Посреднический луч коснулся земли, Перекрывая пропасть между умом человека и [умом] Бога; Его яркость связывала нашу быстротечность с Неизвестным. Дух его небесного источника, сознающий, Переводящий небеса в человеческий облик, Низошёл в несовершенную форму земли И не плакал, впадая в смертность, А смотрел на всё большими и спокойными глазами. Та [Мощь] возвратилась с трансцендентных планов И вновь несла бремя смертного дыхания, Что в древности боролась с нашей тьмой и нашей болью; Она вновь принялась за её божественное неоконченное дело: Пережившая смерть и эонические годы, Вновь она противостояла Времени её бездонным сердцем. Вновь возродилась, вновь открылась Древняя близость, завуалированная земным видением, Тайный контакт, прерванный во Времени, Кровное родство земли и неба, Между человеческой частью, трудящейся здесь, И ещё нерождённой и безграничной Силой. Вновь началась мистическая глубокая попытка, Дерзкое пари космической игры. Ибо с тех пор, как на этом слепом и кружащемся шаре Земная плазма впервые задрожала от озаряющего [её] ума И жизнь вторглась в материальную оболочку, Поражая Несознательное необходимостью чувствовать, С тех пор, как в безмолвии Бесконечности пробудилось слово, Материнская мудрость действует в груди Природы, Чтобы излить восторг на сердце труда и нужды И надавить совершенством на спотыкающиеся силы жизни, Наложить небесную чувствительность на тёмную бездну И сделать немую Материю сознающей её Бога. Хотя наши падшие умы забывают подниматься, Хотя наш человеческий материал сопротивляется или разрушается, Она хранит её волю, что надеется обожествить глину; Неудача не может подавить, поражение - низвергнуть; Ни Время не может утомить её, ни пустота - покорить, Века не сделали её страсть меньше; Она не признаёт победы ни Смерти, ни Судьбы. Всегда она движет душу к новым попыткам; Всегда её магическая бесконечность Заставляет стремиться инертные грубые элементы; Как некто, у кого есть вся бесконечность, чтобы тратить [её], Она расточает семя силы Вечного На полуживую и крошащуюся форму, Сажает восторг небес в страстное болото сердца, Изливает поиски божества в голое звериное тело, Скрывает бессмертие под маской смерти. Вновь Воля облачается в земную форму. Ум, наделённый силой от неизменного трона Истины, Был обрамлён для видения и интерпретирующего действия, А инструменты были суверенно разработаны Для выражения божественности в земных признаках. Очерченное давлением этого нового нисхождения, Сформировалось более прекрасное тело, чем знала земля. Пока лишь пророчество и намёк, Пылающая дуга [от] зачарованного невидимого целого, Она пришла в небо смертной жизни, Яркая, как рог полумесяца золотой луны, Возвращающейся в тускло освещённый вечер. В начале мерцая, как бесформенная идея, Она пассивно лежала, укрытая в бессловесном сне, Вовлечённая и утонувшая в гигантском трансе Материи, Младенческое сердце глубоко укрытого мирового плана В колыбели божественного бессознательного, убаюкиваемое Универсальным экстазом солнц. Некая миссионерская Сила в полупробуждённом теле Вскормила немое славное семя трансцендентного рождения, Для которого была создана эта яркая обитель. Но вскоре связь души с формой стала уверенной; Тусклая пещера была залита неспешным сознательным светом, Семя выросло в нежный чудесный бутон, Бутон раскрыл великий и небесный цветок. Казалось, она сразу обнаруживала более могущественную расу. Добравшись до странного и сомнительного шара, Дитя, внутренне помнящее далёкий дом, Жило, охраняемое, в светящейся келье её духа, Одинокое среди людей при её более божественном виде. Даже в её детских движениях можно было ощутить Близость света, всё ещё укрытого от земли, Чувства, которые лишь вечность могла разделить, Мысли, естественные и родные для богов. Поскольку она не нуждалась ни в чём, кроме своего собственного восторженного полёта, Её природа обитала в мощном отдельном воздухе, Как странная птица с большой богато расцвеченной грудью, Что гостит на тайной плодоносящей ветке, Затерянная в изумрудной славе лесов, Или летает над божественными недостижимыми вершинами. Гармоничная, она впечатляла землю с небесами. Подчиняясь быстрому ритму чистого восторга И напевая про себя, проходили её дни; Каждая минута была биением сердца красоты; Часы были настроены на сладкозвучное наполнение, Ничего не требующее, но принимающее всё, что давала жизнь, Суверенно, как врождённое право её природы. Близок был её дух к породившему его Солнцу, Дыхание внутри - к вечной радости. Первая прекрасная жизнь, что вырывается из обморока Природы, Поднимается по пути восторга к небесам; Поглощенная её собственным счастливым стремлением, она живёт, Самодостаточная, и всё же обращённая ко всем: Она не имеет ни видимого общения с её миром, Ни открытого общения с окружающими вещами. Есть единство родное и оккультное, Что не нуждается в инструментах и не воздвигает форм; В унисон она растёт со всем, что существует. Все контакты она принимает в её транс, Разбрасываясь смехом, соглашается на поцелуй ветра и принимает Трансмутирующие удары солнца и бриза: Блаженная жажда бушует в её листьях, Магическая страсть трепещет в её цветах, Её ветви устремляются в приглушённом счастье. Оккультное божество этой красоты - причина, Дух и близкий гость всего этого очарования, Жрица этой сладости и муза этой мечты. Незримо защищённая от наших чувств, Дриада живёт, пропитанная более глубоким лучом, И чувствует другой воздух штормов и штилей, И трепещет внутри с мистическим дождём. Это было видно в ней с большей высоты. Даже когда она склонялась встретить земные приближения, Её дух сохранял величие богов; Она клонилась, но не терялась в царствовании Материи. Мир переводился её сверкающим умом, И дивно-лунные яркие толпящиеся фантазии Питались духовной пищей снов Идеальной богини в её золотом доме. Осознавая формы, для которых наши глаза закрыты, Сознавая близость, которую мы не можем чувствовать, Сила внутри неё лепила её формирующее чувство В более глубоких фигурах, чем наши поверхностные типы. Невидимый солнечный свет пробежал по её венам И затопил её мозг небесным сиянием, Которое пробудило более широкое восприятие, чем земля могла осознать. Очерченные в искренности этого луча Её возникающие детские мысли обильно превращались В освещённые узоры глубокой истины её души, И из её глаз она бросала другой взгляд На всё вокруг неё, чем невежественное зрение человека. Все объекты были для неё формами живых "я", И она воспринимала послание её родства В каждом пробуждающем прикасании внешних вещей. Каждое из них было символической силой, яркой вспышкой В цепи полуизвестных бесконечностей; Ничто не было чуждым или неодушевлённым, Ничто [не было] без его значения или его призыва. Ибо она была одно с более великой Природой. Как из земли взошла слава ветви и цветка, Как из жизни животного поднялся мыслящий человек, Так и в ней явилось новое прозрение. Ум света, жизнь ритмичной силы, Телесный инстинкт со скрытой божественностью Подготовили образ грядущего бога; И когда медленная рифма разрастающихся лет И обильно жужжащая роящаяся работа дней Залили мёдом её ощущения и наполнили её конечности, Завершая лунный шар её грации, Самозащищённое в тишине её силы, Её одинокое величие не стало меньше. Более близкое к поверхности божество давило, Солнце заменило туманность детства, Суверен в голубом одиноком небе. Вверх она поднялась, чтобы объять человеческую сцену: Сильная Обитательница повернулась осмотреть её поле. Более прекрасный свет озарил её духовное чело, И, сладкий и торжественный, возрос её размышляющий взор; Небесно-человеческие глубокие тёплые сонные огни Пробудились в долгой окаймляющей славе её глаз, Подобно алтарным возжжениям в мистическом святилище. Из этих хрустальных окон сияла воля, Что придавала жизни большое значение. Удерживая чистое безупречное пространство её лба За ученической аркой, благородная сила Мудрости смотрела из света на преходящие вещи. Разведчик победы в сторожевой башне, Её стремление звало высокую судьбу вниз; Молчаливый воин расхаживал в её городе силы, Не затрагиваемый, охраняющий алмазный трон Истины. [Как] луна в нектарном ореоле, её страстное сердце Любило всё и не говорило ни слова, и не подавало ни знака, Но хранило восторженную тайну её груди, Блаженный пылкий подвижный и безмолвный мир. Гордая, быстрая и радостная волна жизни бежала Внутри неё, как поток в Раю. Многие высокие боги обитали в одном прекрасном доме; И всё же орб её Природы был совершенным целым, Гармоничным, подобно пению со множеством тонов, Огромным и разнообразным, как вселенная. Тело, что удерживало это величие, казалось почти Образом, сделанным из прозрачного небесного света. Его очарование напоминало вещи, увиденные в часы видения, Золотой мост, перекинутый через волшебный поток, Чуть освещённую луной одинокую пальму у озера, Спутницу широкого и мерцающего мира, Шелест, будто от листьев в Раю, Движущихся, когда проходят ноги Бессмертных, Огненный ореол над спящими холмами, Странную звёздную главу, одну в Ночи. Конец Первой Песни перевод Н. Антипова, 29-31.08.2019 года * слово в оригинале неразборчиво
amII: Песнь II РОСТ ПЛАМЕНИ Страна гор, широких залитых солнцем равнин И гигантских рек, бегущих к бескрайним морям, Поле творения и духовной тишины, Безмолвие, поглощающее действия жизни в [его] глубинах, Трансцендентное восхождение мысли и прыжок к небесам, Размышляющий мир мечтаний и транса, Наполненный самыми могучими делами Бога и человека, Где Природа казалась сном Божественного, А красота, милость и величие были у себя дома, Укрыли детство воплощённого Пламени. Тысячелетние влияния наблюдали за ней И глубокие божества грандиозного прошлого Смотрели на неё и видели, как приходят божества будущего, Как будто этот магнит притягивал их невидимые силы. Задумчивая мудрость земли говорила с её тихой душой; Поднимаясь от последних вершин разума к сочетанию с богами, Превращая блестящие мысли земли в трамплин Для погружения в космические просторы, Знание мыслителя и провидца Видело невидимое и мыслило немыслимое, Открывало огромные двери неизвестного, Прорывало горизонты человека в бесконечность. Безбрежный размах придавался действиям смертной, А искусство и красота возникали из человеческих глубин; Природа и душа соперничали в благородстве. Этика человека включалась, чтобы подражать небесам; Гармония тонов богатой культуры Утончала чувства и расширяла их диапазон, Чтобы слышать неслышимое и замечать невидимое, И учила душу парить за пределами известных вещей, Вдохновляя жизнь превзойти и нарушить её границы, Стремясь к невидимому миру Бессмертных. Покидая безопасность земли, смелые крылья Ума Возносили её над исхоженными полями мысли, Пересекая мистические моря Запредельного, Чтобы жить на орлиных высотах близ Солнца. Там Мудрость восседает на её вечном троне. Все повороты её жизни привели её к символическим дверям, Допускающим к тайным Силам, что были её родственниками; Адепт истины, посвящённая блаженства, Мистическая служительница, обученная в школе Природы, Сознающая чудо сотворённых вещей, Она возлагала тайны глубокой музы её сердца На алтарь Чудесного; Её часы были ритуалом во вневременном храме; Её действия стали жестами жертвоприношения. Облечённое ритмом высших сфер, Слово использовалось, как иератическое средство, Для освобождения заключённого духа В общение с его товарищами-богами. Или же оно помогало выбивать новые выразительные формы Того, что трудится в сердце жизни, Некую незапамятную Душу в людях и вещах, Искательницу неведомого и нерождённого, Несущую свет из Невыразимого, Чтобы разорвать завесу последних тайн. Интенсивные философии указывали земле на небеса Или на основы, широкие, как космическое Пространство, Поднимали земной ум до сверхчеловеческих высот. Преодолевая черты, что радуют внешний взор, Но скрывают вид того, что живёт внутри, Скульптура и живопись концентрировали ощущение На неподвижной грани внутреннего видения, Раскрывали фигуру незримого, Обнаруживали весь смысл Природы в форме Или улавливали Божественное в тело. Архитектура Бесконечного Открывала здесь свои внутренне задуманные очертания, Схваченные в широком размахе парящего камня: Музыка низводила небесные стремления, песня Удерживала слитным сердце, поглощённое в восторженных глубинах, Связывая человека с космическим криком; Интерпретирующие мир движения танца Формировали идею и настроение [его] ритмичными колыханиями И позициями; детальные ремёсла в тонких линиях Увековечивали память о быстро летящем моменте Или показывали в изгибе резьбы, дизайне чаши Лежащие в [их] основе узоры незримого: Стихи в безмерность бросались, подобно движущимся мирам, И размеры, вздымающиеся с голосом океана, Переводили в великолепиях, запертых в сердце Природы, Но брошенных теперь в многолюдную славу речи, Красоту и возвышенность её форм, Страсть её моментов и её настроений, Поднимая человеческое слово ближе к божественному. Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства; Его исследование обнаружило закон числа И организовало движения звёзд, Наметило видимое формирование мира, Вопрошало о процессе его мыслей или построило Теоретизированную диаграмму ума и жизни. Эти вещи она воспринимала, как пищу для её Природы, Но одни они не могли заполнить её широкое "Я": Человеческий поиск ограничен его достижениями, Для неё они казались великими и ранними шагами, Опасными для молодого исследующего духа, Который ещё не видел его собственного родного света; Он выстукивал вселенную испытательными ударами Или простирался, чтобы отыскать истину предвидящим жезлом ума; Это было разрастание в бесчисленные стороны, Но не широчайшее видение души, Ещё не обширное прямое непосредственное прикасание, Ещё не искусство и мудрость Богов. Безграничное знание, более великое, чем мысль человека, Счастье, слишком высокое для сердца и чувств, Запертых в мире и жаждущих освобождения, Она ощущала в себе; пока ожидая формы, Оно просило объектов, вокруг которых [могло] расти, И природы, сильной, чтобы нести без реакции Великолепие её врождённой королевской власти, Её величие, её сладость и её блаженство, Её мощь обладать и её огромную силу любить: Земля построила ступень, чтобы завоевать небеса, Душа увидела за пределами ограничительные межи небес, Встретила великий свет из Непознаваемого И мечтала о сфере трансцендентного действия. Осознавая универсальное "Я" во всём, Она обращалась к живым сердцам и человеческим формам, К отражениям её души, дополнениям, двойникам, К близким внешним частям её существа, Отделённым от неё стенами тела и ума, Но всё же связанным с её духом божественными узами. Преодолевая невидимую ограду, замаскированную защиту И одиночество, что отделяет душу от души, Она хотела объять всё одним неизмеримым объятием, Чтобы вместить в него всех живых существ, Поднятых в великолепное место видения света Из плотной бессознательной пучины разделения, И сделать их едиными с Богом, миром и с нею самой. Лишь немногие откликнулись на её зов: Ещё меньше [людей] ощутили скрытую божественность И стремились соединить её божество с их собственным, Приближаясь с некоторым родством к её высотам. Вознесённые к светящимся тайнам Или сознающие некое великолепие, скрытое свыше, Они выпрыгивали, чтобы найти её в мгновенной вспышке, Заметив свет в небесном просторе, Но не могли удержать видение и силу И падали назад в тусклый обычный тон жизни. Ум, осмелившийся на небесный эксперимент, Выросший до некой огромности, которую они ощущали вблизи, Испытывал грань неизвестного нетерпеливым прикасанием, [Но] они ещё были заключены в человеческих песчинках: Они не могли угнаться за её неутомимым шагом; Слишком малы и нетерпеливы для её широко шагающей воли, Слишком ограничены, чтобы смотреть взглядом нерождённого Бесконечного, Их природа уставала расти до слишком великих вещей. Ибо даже близкие спутники её мыслей, Что могли бы идти ближе всего к её лучу, Поклонялись силе и свету, которые они ощущали в ней, Но не могли равняться с мерой её души. Друг, и всё же слишком великая, чтобы быть полностью узнанной, Она шла впереди них к более великому свету, Лидер и королева над их сердцами и душами, Единственно близкая к их груди, и всё же божественная и далёкая. Восхищаясь и изумляясь, они видели её шаг, Стремящийся богоподобным порывом и прыжком достичь Высот, от их человеческого роста слишком удалённых, Или с медленным великим многогранным трудом Толкающий [их] к целям, которые они едва могли понять; Всё же вынужденные быть спутниками её солнца, Они двигались, неспособные отказаться от её света, Желая схватить её протянутыми руками, Или следовали, спотыкаясь, по тропинкам, что она проложила. Или, страдая своими «я» жизни и плоти, Они цеплялись за неё для питания сердца и поддержки: Остальное они не могли разглядеть в видимом свете; Смутно они выносили её внутреннюю мощь. Или, связанные чувствами и жаждущим сердцем, Обожали мутной человеческой любовью, [Но] не могли осознать могучий дух, которым она являлась, Или измениться с [её] близостью, чтобы стать такими же, как она. Некоторые ощущали её их душами и трепетали от неё, Величие ощущалось рядом, и всё же за пределами понимания ума; Видеть её означало призыв к обожанию, Быть рядом с ней - притягивать силу высшей причастности. Так люди поклоняются богу, слишком великому, чтобы знать [его], Слишком высокому, слишком обширному, чтобы носить ограничивающую форму; Они чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу, Боготворят любовь, чей восторг вторгается в их грудь; Божественному пылу, ускоряющему сердцебиение, Закону они следуют, возвышая сердце и жизнь. Открыт для дыхания новый, более божественный воздух, Открыт для человека более свободный, более счастливый мир: Он видит высокие ступени, поднимающиеся к Себе и к Свету. Её божественные части вызывали преданность души: Она видела, она чувствовала, она знала божество. Её воля была могущественна в действиях их природы, Неиссякаемая сладость её сердца овладевала их сердцами, Они любили существо, чьи границы превосходили их; Они не могли достигнуть её размера, но переносили её прикасания, Отвечая [ей], как цветок отвечает солнцу, Они отдавали себя ей и не просили большего. Некто более великий, чем они, слишком широкий для их кругозора, [Кого] их умы не могли ни понять, ни полностью знать, Их жизни отвечали её [жизни], двигались по её словам: Они чувствовали божество и подчинялись зову, Отвечали на её руководство и делали её работу в мире; Их жизни, их природы двигались, принуждаемые ею, Как будто истина их собственных больших "я" Надела аспект божественности, Чтобы возвысить их до высоты, превышающей их земную. Они чувствовали, что более великое будущее встретит их на прогулке; Она держала их за руки, она выбирала для них пути: Они были движимы ею к великим неизвестным вещам, Вера привлекала их, и радость ощущать себя принадлежащими ей; Они жили в ней, они видели мир её глазами. Некоторые повернулись к ней вопреки склонности их природы; Раздвоенные между удивлением и бунтом, Привлечённые её обаянием и созидаемые её волей, Обладаемые ею, её стремлением обладать, Нетерпеливые подданные, их связанные страстью сердца Обнимали узы, на которые они жаловались больше всего, Роптали на ярмо, которое они оплакивали бы, потеряв, Великолепное ярмо её красоты и её любви: Другие преследовали её слепыми желаниями жизни И требовали у неё всё, как их единоличную собственность, Спешили поглотить её сладость, предназначенную для всех. Как земля требует света лишь для своей отдельной нужды, Притязающие на неё для их единственных ревнивых объятий, Они просили от неё движений, ограниченных, как их собственные, И на их малость хотели подобного же ответа. Или они роптали, что она превзошла их контроль, И надеялись крепко связать её веревками страсти/тоски. Или найдя её вожделенное прикасание слишком сильным, чтобы [его] вынести, Они обвиняли её в тирании, которую любили, Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца, И всё же жаждали великолепия, от которого отказывались. Гневно влюблённые в её сладкий страстный луч, Что слабость их земли едва могла выдерживать, Они жаждали, но вскрикивали от прикасания, имея Неуместное желание встретить божественное так близко, Нетерпимые к Силе, которую они не могли вместить. Некоторые, невольно привлеченные её божественным влиянием, Терпели это, как сладкие, но чуждые чары; Неспособные подняться на слишком высокие уровни, Они жаждали стянуть её вниз на их собственную землю. Или же, вынужденные центрировать вокруг неё свою страстную жизнь, Они надеялись привязать к человеческим нуждам их сердец Её славу и милость, которые порабощали их души. Но среди этого мира, этих сердец, что откликнулись на её зов, Никто не мог стать ей равным и её напарником. Тщетно она склонялась, чтобы сравняться с ними её ростом, Слишком чистым был этот воздух для маленьких душ, чтобы [им] дышать. Чтобы поднять эти дружеские "я" к её собственным обширным широтам, Желанным её сердцу, и наполнить [их] её собственной силой, Чтобы божественная Сила могла войти в жизнь, Дыхание Божества возвеличило человеческое время. Хотя она снижалась до их малости, Покрывая их жизни её сильными страстными руками, И знала через симпатию их нужды и желания, И ныряла в мелкие глубины волн их жизней, И встречала, и делила их сердцебиения от горя и радости, И нагибалась, чтобы исцелить их печаль и их гордость, Расточая мощь, что принадлежала ей на её одинокой вершине, Чтобы поднять к ней крик их устремления, И, хотя она втягивала их души в её просторы И окружала тишиной её глубин, И держала, как великая Мать держит её собственность, Лишь её земная поверхность несла их бремя И смешивала свой огонь с их смертностью: Её более великое «я» жило одиноким, невостребованным внутри. Чаще всего в немом движении и покое Природы Она могла безмятежно чувствовать близость единого; Сила в ней притягивала субчеловеческие размышления земли; И с великим и свободным восторгом её духа Она соединяла пламенно-окрашенные великолепные жизни Животных и птиц, цветов и деревьев. Они отвечали ей простым сердцем. В человеке живёт нечто смутное нарушающее; Он знает, но отворачивается прочь от божественного Света, Предпочитая тёмное невежество падения. Среди многих, кто приходил, влекомый к ней, Она нигде не находила её партнёра по высоким задачам, Товарища её души, её другого "я", Кто был создан вместе с ней, подобно Богу и Природе, единым. Кто-то из них приближался, был затронут, загорался, потом отпадал, Слишком велики были её требования, слишком чиста её сила. Так освещалась земля вокруг неё, будто солнцем, Но в её внутреннем небе светило [держалось] отчуждённо, Расстояние отделяло её [и] от тех, кто был наиболее близок. Могущественная, обособлена её душа, как живут боги. Пока не связанная с широкой человеческой сценой, В малом кругу юных нетерпеливых сердец, Ранней школе её существа и закрытом владении, Ученица в бизнесе земной жизни, Она приучила её небесную породу переносить его прикасание, Довольствуясь [этим] в её маленьком саду богов, Как расцветает цветок в не посещаемом месте. Земля нянчила, всё ещё бессознательная, населяющее [её] пламя, Но что-то в глубине волновалось и смутно знало; Было движение и страстный зов, Радужная мечта, надежда на золотое изменение; Какое-то тайное крыло ожидания билось, Растущее чувство чего-то нового, редкого И прекрасного вкрадывалось через сердце Времени. Затем его слабый шёпот коснулся земли, Дышал, как скрытая нужда, угадываемая душой; Око великого мира открыло её, И удивление возвысило его бардовский голос. Ключ к Свету, всё ещё хранящийся в пещере бытия, Солнечное слово смысла древней мистерии, Её имя пробегало шёпотом по устам людей, Возвышенное и сладкое, как вдохновенный стих, Вырванный из эпической лиры ветров из слухов, Или воспевалось, как мысль, поющаяся поэтом Славы. Но этот культ был подобным [культу] священного символа. Восхищающие, непрошеные, неуловимые для понимания, Её красота и пылающая сила были видны издали, Как молния, играющая с заходящим днём, Как слава, неприступно божественная. Ни одно равное сердце не приблизилось, чтобы присоединиться к её сердцу, Ни одна преходящая земная любовь не завладела её покоем, Ни одна героическая страсть не имела силы захватить [её]; Ничей взгляд не требовал от неё ответного взгляда. Могущество внутри неё пугало несовершенную плоть; Самозащищающий гений в нашей глине Угадывал богиню в облике женщины И отстранялся от прикасания за пределами его образа Земной природы, связанной узким наделом чувственной жизни. Сердца людей влюблены в глиняных родственников И не выносят духов одиноких и высоких, что приносят Огненные намёки с бессмертных планов, Слишком обширных для душ, не рождённых сочетаться с небесами. Тот, кто слишком велик, должен жить одиноко. Обожаемый, он гуляет в могучем уединении; Тщетен его труд по созданию ему подобных, Его единственный товарищ - это Сила внутри. Так было некоторое время с Савитри. Все восхищённо поклонялись, никто не смел претендовать. Её ум восседал высоко, изливая его золотые лучи, Её сердце было переполненным храмом восторга. Единственная лампа сияла в доме совершенства, Яркий чистый образ в святилище без священников Среди тех окружающих жизней[, где] обитал её дух, Обособленный в ней до часа её судьбы. Конец Второй Песни перевод Н. Антипова, 01-05.09.2019 года
amII: Песнь III ПРИЗЫВ К ПОИСКУ Утро, что казалось фасадом нового творения, Несущего больше солнечного света, более счастливые небеса, Пришло, обременённое красотой, подвижной и странной, Из неизменного источника вещей. Древняя жажда вновь пустила новые корни: Воздух глубоко впитал неисполненное желание; Высокие деревья трепетали от блуждающего ветра, Как души, что трепещут при приближении радости, И на лоне зелёной тайны Всегда с его единственной любовной нотой, неутомимый, Лирический дрозд* кричал среди листвы. Отвернувшись от земного ропота, Где преходящие зовы и ответы смешивались в их потоке, Царь Ашвапати прислушивался через луч К другим звукам, нежели те, что встречает сформированное чувствами ухо. В тонком [меж]пространстве, что окружает нашу жизнь, Были отперты закрытые трансом двери внутреннего духа: Неслышимая мелодия в Природе может быть поймана; Сквозь этот цикличный топот нетерпеливых жизней, Сквозь глубокую срочность нынешних забот Бессловесный гимн земли к Невыразимому Возник из безмолвного сердца космической Пустоты; Он услышал приглушённый голос нерождённых Сил, Журчащий за светящимися решётками Времени. Вновь могучее стремление вознесло его пламя, Что просит совершенной жизни на земле для людей И молится об уверенности в неуверенном уме И о блаженстве без тени для страдающих человеческих сердец, И об Истине, воплощённой в невежественном мире, И о боге, обожествляющем смертные формы. Слово, что выпрыгнуло из какого-то далёкого неба мысли, Допущенное принимающим писцом, покрытым капюшоном, Пересекло гулкие переходы его мозга И оставило свой отпечаток на записывающих клетках. "О принуждаемая Силой, ведомая Судьбой рождённая землёй раса, О мелкие авантюристы в бесконечном мире И пленники карликового человечества, Доколе вы будете ходить кружащимися дорогами ума Вокруг вашего мелкого "я" и ничтожных вещей? Но не для неизменной малости вы предназначены, Не для тщетного повторения вы созданы; Из субстанции Бессмертного вы сотворены; Ваши действия могут стать быстрыми раскрывающими шагами, Ваша жизнь - изменчивой формой для растущих богов. Провидец, сильный Творец находится внутри, Непорочное Величие нависает над вашими днями, Всемогущие силы заключены в клетках Природы. Более великая судьба ждёт вас впереди: Это преходящее земное существо, если оно пожелает, Может приспособить его действия к трансцендентной схеме. Тот, кто теперь смотрит на мир невежественными глазами, Едва пробуждёнными от ночи Несознательного, Что смотрят на образы, а не на Истину, Может наполнить эти шары взглядом Бессмертного. Всё же божество будет расти в ваших сердцах, Вы пробудитесь в воздухе духа И почувствуете разрушающиеся стены смертного ума, И услышите послание, которое оставило сердце жизни немым, И посмотрите сквозь Природу с солнечноглазыми веками, И протрубите в свои раковины у врат Вечности. Авторы высокого изменения земли, вам дано Пересечь опасные пространства души И прикоснуться к могучей Матери, абсолютно бодрствующей, И встретить Всемогущего в этом доме из плоти, И создать жизни Единство из миллиона тел. Земля, по которой вы ступаете, - граница, заслоняющая [вас] от небес; Жизнь, что вы ведёте, скрывает свет, которым вы являетесь. Бессмертные Силы проносятся, пылая, мимо ваших дверей; Далеко на ваших вершинах звучит божественное пение, В то время как трубы мысли зовут превзойти себя, Услышанные немногими, но ещё меньше [тех, кто] осмеливаются стремиться, Нимфолепты экстаза и пламени. Эпос надежды и неудачи разбивает сердце земли; Её сила и воля превзойдут её форму и судьбу. Богиня, пойманная в сети мимолётности, Самопривязанная на пастбищах смерти, она мечтает о жизни, Самоизнуряемая муками ада, стремится к радости И строит в надежде её алтари отчаяния, Зная, что одна высшая ступень может освободить всех, И, страдая, ищет величия в её сынах. Но тускл в человеческих сердцах восходящий огонь, Незримое Величие восседает там без поклонения; Человек видит Наивысшее в ограниченной форме Или смотрит на Личность, слышит [лишь] Имя. Он обращается за небольшими достижениями к невежественным Силам Или зажигает его алтарные огни перед лицом демона. Он любит Невежество, порождающее его боль. Чары наложены на его славные возможности; Он потерял внутренний Голос, что руководил его мыслями, И, замаскированный на пророческом треножнике, Благовидный Идол наполняет чудный храм. Великая Иллюзия окутывает его своими покровами, Глубокие указания души приходят тщетно, Тщетен нескончаемый ряд провидцев, Мудрецы размышляют в невещественном свете, Поэты отдают свой голос внешним мечтам, Огонь, лишённый дома, вдохновляет языки пророков. Пылающие огни Небес нисходят и возвращаются назад, Озаряющее Око приближается и [вновь] удаляется; Вечность говорит, [но] никто не понимает её слов; Судьба не желается, а Бездна отрицается; Бездумные воды Несознательного блокируют всё сделанное. Лишь немного приподнята ширма Ума; Мудрые, что знают, видят лишь половину Истины, Сильные едва поднимаются на невысокую вершину, Сердцам, что жаждут, даётся один час для любви. Его историю рассказав наполовину, запинается тайный Бард; Ещё слишком мало богов в смертных формах." Голос удалился в его скрытые небеса. Но, словно сияющий ответ от богов, Через солнечно-яркие просторы приблизилась Савитри. Двигаясь среди высоких, как небесные колонны, деревьев, Облачённая в её мерцающее цветистое одеяние, Она казалось горящим навстречу вечным царствам Ярким движущимся факелом фимиама и пламени, Который с покрытой небом почвы-храма земли Поднимает рука паломника в незримом святилище. Пришёл дар часа откровения: Он видел сквозь глубины, что заново интерпретируют всё, Не ограниченный теперь тусклыми глазами тела, Вновь обретённое через арку ясного открытия Это указание на восторг мира, Это чудо, рукой божественного Художника Вырезанное, подобно нектарной чаше для жаждущих богов, Это живое Писание радости Вечного, Эту сеть сладости, сотканную из золотистого огня. Трансформированный тонкий образ-лик стал Более глубокой Природы самораскрывающимся знаком, Золотолистым палимпсестом священных рождений, Гравированным символом мира, высеченным из жизни. Её чело, копия ясных непорочных небес, Было пьедесталом и защитной чертой медитации, Той самой комнатой и улыбкой задумчивого Пространства, Его нависающей линией, символической кривой бесконечности. Среди облачного множества её локонов Её удлинённые глаза, затенённые, будто крыльями Ночи, Под этой мечтательной широтой лунно-золотого лба Были морями любви и мысли, что вмещали мир; Удивляясь жизни и земле, они видели истины вдалеке. Бессмертное значение наполняло её смертные члены; Как в пронзительных линиях золотой вазы, Они, казалось, несли ритмичное рыдание блаженства От немого обожания землёй небес, Высвобождаемого в крике красоты живой формы К совершенству вечных вещей. Ставшее прозрачным эфемерное живое платье Обнажило выразительное божество для его взгляда. Ускользающая от поверхностного видения и смертного чувства Захватывающая гармония её форм стала Странной значимой иконой Силы, Возобновляющей её непостижимое нисхождение В человеческую фигуру её работы, Выделявшуюся в смелом резком рельефе жизни На почве развивающейся вселенной, Божество, изваянное на стене мысли, Отражённое в текущих часах и тускло хранимое В Материи, как в соборной пещере. Аннулированы были преходящие ценности ума, Чувство тела отказалось от его земного взгляда; Бессмертное встречало бессмертное в их взоре. Пробудившись от замыкающих чар, действующих ежедневно, Что скрывают душу-истину маскировкой из внешней формы, Он увидел сквозь знакомые лелеемые части её тела Великий и неизвестный дух, родивший его дитя. Экспромтом от более глубокого взгляда внутрь Мысли взошли в нём, что не знали их собственного масштаба. Затем[, обращаясь] в те огромные вынашивающие глубины, откуда Любовь Смотрела на него через узкие проливы ума, Он заговорил предложениями с невидимых Высот. Ибо скрытые подсказчики нашей речи временами Могут использовать формулы настроения момента, Чтобы нагрузить несознательные губы словами от Судьбы: Случайно пришедшая фраза может изменить нашу жизнь. "О дух, странник вечности, Пришедший из бессмертных пространств сюда, Вооружённый для великолепного шанса твоей жизни Поставить твою покоряющую ногу на Случай и Время, Луна, закрывшись в её ореоле, спит, как и ты. Могучее Присутствие всё ещё защищает твоё тело. Возможно, небеса хранят тебя для какой-то великой души, Твоя судьба, твоя работа содержатся где-то далеко. Твой дух сошёл вниз не одинокой звездой. О живая надпись красоты любви, Молящейся в золотистой девственности, Какое послание небесной силы и блаженства в тебе Записано солнечно-белым скриптом Вечного, - Тот откроет и возвеличит им его жизнь, Для кого ты ослабишь драгоценные струны твоего сердца. О рубины безмолвия, губы, из которых крался Тихий смех, музыка спокойствия, Звёздно-блистающие глаза, пробуждающиеся в сладкой огромной ночи, И члены [тела], как тонко связанные поэмы, сделанные из золота, Разделённые на строфы с мерцающими изгибами художником богов, Отправляются туда, куда любовь и судьба зовут твоё очарование. Решайся [идти] через глубокий мир, чтобы найти свою пару. Ибо где-то на жаждущей груди земли Твой неизвестный возлюбленный ждёт тебя, неизвестную. Твоя душа имеет силу и не нуждается в другом проводнике, Кроме Того, кто горит внутри могуществ твоей груди. Там приблизится навстречу твоим стремящимся шагам Второе "я", о котором просит твоя природа, Тот, кто будет идти до кончины твоего тела, Тесно связанный [с тобой] путешественник, шагающий с твоими шагами, Лирик самых сокровенных аккордов твоей души, Кто даст голос тому, что в тебе немо. Тогда вы будете расти, как вибрирующие родственные арфы, Одно [целое] в биениях различия и восторга, Отзываясь божественными равными мелодиями, Открывая новые ноты вечной темы. Одна сила будет вашим двигателем и вашим проводником, Один свет будет вокруг вас и внутри; Рука в сильной руке стоит лицом к лицу с вопросом Небес, жизнью: Брось вызов испытанию неизмеримой маскировкой. Взойди из Природы к высотам божественности; Столкнись с высокими богами, увенчанными счастьем, Затем встреть более великого бога, саму себя вне Времени." Эти слова содержали семя всех вещей, что должны случиться: Рука некоего Величия открыла запертые двери её сердца И показала работу, для которой была рождена её сила. Подобно тому, как мантра погружается в ухо Йоги, Её послание входит, волнуя слепой мозг, И сохраняет в тусклых невежественных клетках свой звук; Слушатель понимает форму слов И, размышляя о главной мысли, что они содержат, Он стремится прочесть её трудящимся умом, Но находит яркие намёки, а не воплощённую истину: Затем, молча падая в себя, чтобы знать, Он встречает более глубокое слушание его души: Слово повторяется с ритмичным напряжением: Мысль, видение, чувство, ощущение, "я" тела Безоговорочно захватываются, и он переживает Экстаз и бессмертную перемену; Он чувствует Широту и становится Силой, Всё знание обрушивается на него, подобно морю: Преображённый белым духовным лучом, Он гуляет по обнажённым небесам радости и покоя, Видит лик Бога и слышит трансцендентную речь: Такое же величие было посеяно в её жизни. Привычные сцены стали теперь оконченной пьесой: Двигаясь в медитации среди знакомых сил, Затронутая новыми величинами и огненными знаками, Она обратилась к просторам, ещё не принадлежащим ей; Соблазнённое, её сердце билось по неведомой сладости; Тайны невидимого мира были близки. Утро поднялось в улыбающееся небо; Сброшенный с его сапфирной вершины транса, День погрузился в пылающее золото вечера; Луна плыла, светящаяся беспризорница, по небесам И опускалась ниже забывчивого края сна; Ночь зажгла сторожевые огни вечности. Затем всё вернулось назад в тайные пещеры ума; Темнота, склонившаяся над крыльями небесной птицы, Запечатала её чувства от внешнего взгляда И открыла громадные глубины сна. Когда бледный рассвет проскользнул сквозь тёмную стражу Ночи, Тщетно новорождённый свет желал её лица; Дворец проснулся в его собственной пустоте; Властительница его ежедневных радостей была далеко; Её ноги в лунном свете не окрашивали блестящие полы: Красота и божественность ушли. Блаженство сбежало исследовать просторный мир. Конец Третьей Песни перевод Н. Антипова, 03-05.09.2019 года
полная версия страницы